Поиски счастья

Грубые вопросы шамана напомнили Богоразу недавнюю встречу с исправником. И ему пришла в голову шутливая мысль: представиться этому грозному чукотскому владыке по всей форме, предъявить паспорт, открытый лист министра, упомянуть об Академии наук… Но уже в следующий момент он осудил себя за эту, как он называл ее, мальчишескую, недостойную ученого мысль. Хоть Кочак и шаман, но ведь он — человек, и не его вина, что живет он в темном царстве.

— Я человек, — просто ответил Богораз. — Иду в бухту Строгую.

Легкость, с какой таньг произнес эти слова по-чукотски, не озадачила шамана. Жил он на берегу пролива, людей разных видел много — не то, что шаман Ляс из стойбища Омрыквута. Но Кочака не удовлетворил столь краткий ответ.

— Однако ты пришел в Уэном. Бухта Строгая там, — он указал рукой на юг.

Владимир Германович понял, что рассчитывать на кров в этой яранге не следует, спросил:

— А где яранга Тымкара?

Выпучив глаз, Кочак даже отступил на шаг назад, настолько поразило его, что незнакомый таньг, которого никогда не видел даже он, знает Тымкара. Дрожь прошла по телу шамана, ему вдруг показалось, что перед ним дух возмездия, который сейчас бросится на него, схватит за горло и заставит признаться, что он, шаман Кочак, решив избавиться от строптивого Тымкара, объявил его убийцей, забрал двадцать лучших песцовых шкурок себе, хотя сам не поверил таньгу-казаку и знал, что чукча не мог убить человека… Ведь только дух мог осмелиться спрашивать теперь у него об этом убийце Тымкаре!

Но «дух» спокойно ждал ответа и бросаться на шамана вовсе не собирался.

Богоразу показался странным испуг шамана. Кочак медленно пятился к открытой дверце яранги.

— Почему ты испугался? Разве я такой страшный? — улыбнулся ученый.

«Слова эти, — отметил про себя шаман, — не могут, однако, принадлежать духу, если он дух и пришел за мной». Он остановился.

— Тебя зовут Кочак?

Желая совсем успокоить шамана, Богораз допустил непоправимую оплошность: услышав свое имя из уст непонятного человека-духа, Кочак издал вопль испуга, лицо его исказилось; не поворачиваясь и не отрывая тела от полога яранги, он резко отпрянул назад, как бы спасаясь от незримо протянутых к нему рук, и словно провалился в открытую дверцу яранги…

Нет, здесь, на побережье, встретиться с такой степенью суеверия этнограф не ожидал! Озадаченный, он стоял, стараясь объяснить себе причину такого сильного испуга. Но тут же вспомнил о странном поведении всех встреченных им в поселении чукчей и понял, что в Уэноме ожидают его интересные исследования.

Вопль шамана услышали во многих жилищах, отовсюду выглядывали люди.

— Где яранга Эттоя? — спросил этнограф юношу с раскосыми, но красивыми глазами.

Пеляйме боязливо огляделся по сторонам, но любопытство взяло верх, и он спросил:

— Откуда знаешь его? Эттой ушел к «верхним людям», Теперь Тымкар живет там, — и, не ожидая ответа, указал на один из заснеженных куполов.

Тымкар одиноко сидел в своем шатре. Он не отозвался на оклик, не проявил никаких чувств, увидев знакомого таньга. Казалось, ему все безразлично. Уже две руки дней он не показывался никуда из яранги. Пеляйме, его друг, тайно приносил по ночам жир и мясо, а Энмина, приходя вместе с Пеляйме, варила пищу, убирала полог. Но и с ними ни о чем не говорил Тымкар. Только слушал. Что мог он им сказать? Сказать, что он никого и никогда не убивал? Но кто поверит ему, если сам Кочак объявил его убийцей и за его преступление всем охотникам пришлось отдать таньгам пушнину, ничего не получив взамен! Временами Тымкара обуревала злоба, тогда ему хотелось выбежать наружу и кричать — кричать так громко, чтобы услышали все: «Это неправда! Я не убивал таньга. Кочак — плохой шаман, он обманщик!» Но, страшась этой дерзкой мысли, он только кусал губы.

Тымкар был отвергнут всеми. Но он не осуждал уэномцев, зная, что и сам поступил бы так же, если бы кто-нибудь из них, имея злое сердце, убил человека.

Все попытки Богораза вовлечь юношу в разговор оказались безуспешными. Тымкар молчал. Временами, как казалось Владимиру Германовичу, он даже гневно смотрел на него.

Этнограф решил ждать. Он разделся, записал дневные наблюдения в блокнот и, даже не попив чаю, задремал.

Ночью какие-то шорохи разбудили его, Он открыл глаза.

Незнакомая девушка убирала полог, а юноша, показавший ему днем эту ярангу, сидел на корточках у жирника, заглядывал в висящий над огнем котел. Пахло вареным мясом. Широко разбросав руки, Тымкар спал.

Тихо, чтобы не разбудить спящего, Богораз заговорил. Он узнал имена ночных посетителей, рассказал им о своей прежней встрече с Тымкаром. Потом осторожно приступил к расспросам.

— Ко-о, — отвечали Пеляйме и Энмина, поглядывая на спящего друга.

Им не хотелось рассказывать о Тымкаре плохое. К тому же они думали не так, как говорил Кочак.

Вскоре они заторопились и ушли. Так ничего и не узнал в эту ночь Богораз.

И на следующий день Тымкар молчал. Он был поглощен глубоким раздумьем. После нескольких неудачных попыток вызвать его на разговор Богораз умолк, а затем отправился бродить по поселку.