Поиски Секса, Истины и Реальности

Эдвард Ли ПОИСКИ СЕКСА, ИСТИНЫ И РЕАЛЬНОСТИ

Богиня Нового Темного Века

посвящается Чаре

— Что реально? — вопрошал он.

И тогда Смит услышал слова: Почитай меня. Сделай меня реальной. Не его слова, а приглушенное шипение, как будто кто-то шепчет по другую сторону стены…

Стены из кошмаров: дрожащей плоти, потеющей в панике кожи, боли, отчаяния. Что ж, я сплю стоя, подумал Смит. Ясновидящий при свете дня.

С тротуара поблескивали пятна слюды. Солнце уже взошло. Старик, подумал он. Городские копы проезжали мимо, пялясь на него; пустые, темные лица за тонированным стеклом.

— «Жаба», «Лед», «Коксовый дым»?[1] — спросил у него чернокожий мужчина, пряча руки в карманах.

Возле газетного киоска, где гремели заголовки: МУЖЧИНА СЖЕГ ЖЕНУ И ДЕТЕЙ ЖИВЬЕМ, потасканные проститутки вздрагивали, расцарапывая следы уколов на внутренней стороне бедра. В тупике кирпичного, пропитанного мочой переулка, женщину в лохмотьях рвало кровью, в то время, как крысы размером с маленьких щенков, смело подходили к рвоте, чтобы поесть.

Смит ненавидел солнце. Оно казалось слишком ярким с той жизнью, которая заставляла его чувствовать себя еще старше, более истощенным. Куда это я направляюсь? Вопрос не имел в виду сейчас, сегодня, сию минуту. Куда это я бесконечно направляюсь? задумался он. Где я был?

Позади него отпечатывались следы, они преследовали его неделями. Смит уже давно перестал оглядываться назад. Это слышалось, как будто кто-то ходил босиком — женщина, предположил он, крепкая, красивая женщина. Он также обнаружил прекрасный аромат — духов — и необъяснимую жару в паху и в сердце. Всякий раз, когда он поворачивался при звуке и сильном аромате, ничего не было. Иногда просто тень, иногда просто пятно, как слюда в цементе.

Возможно, это был призрак, какими бы ни были призраки. Призрак или просто галлюцинация. Его физическое тело ощущалось вермикулитовым[2] мясом. Слишком много заменителей сахара, сигарет, алкоголя, насыщенных жиров. Столько, сколько тело может выдержать такого вандализма. Но Смиту было все равно. Зачем он сейчас? Или всегда, если на то пошло?

Или призраки были реальны. Физические остатки, предположил он. Межплоскостные протечки. Был ли на самом деле загробный мир, как взволнованный язык, облизывающий сжатые губы, отчаянно нуждающийся в проникновении? Он где-то читал, что ужас оставляет пятно, разрыв, через который обитатели пустоты могут просочиться в этот мир. Но если бы это было правдой, человечество наверняка было бы задушено этой грязью.

Так что это был за «призрак»? Дух? Ангел?

Был ли призрак реальным?

Иногда он мог действительно увидеть это, через предвестников: вожделение, аромат духов, тепло. В основном только ночью. Конечно, подумал он. Ночь. Доктор Грин сказал ему ожидать именно этого. Но, призраки?

— Будьте готовы к некоторым побочным эффектам химиотерапии, — пришли слова, похожие на обрезанную диссертацию. — Обонятельный и слуховой галлюциноз. Эксодикинезис[3], неумеренная изотопная грязь, плохая адаптация к синаптике и токсичная непереносимость. Это нормально.

Нормально, размышлял Смит. Смерть тоже нормальная вещь. После трех процедур он мучился часами, блюя сухой желчью. У него выпали волосы.

— К черту это, — сказал он Грину в четвертый раз. — Дайте мне умереть.

Рак казался писателю подходящим способом умереть. Это казалось почти аллегорическим. Гной под чудесным слоем человеческой плоти.

Нет, призрак не был побочным эффектом. Он должен быть реальным. Он думал, что он мог видеть его, оглядываясь назад — тень в тени. Тень, лишенная плоти.

Он хотел плоть Смита? Зачем ему нужен я? Моя плоть умирает. По сути, я ходячий труп. Он мог чувствовать запах духов, даже несмотря на городские миазмы из монооксида углерода, несвежего пота и мусора.

— Ты прекрасно пахнешь, — прошептал Смит. — Кем бы ты ни был. — Он шел, усыхая от яркого солнца, но затем остановился, чтобы еще раз оглянуться назад.

— Ты настоящий? — спросил он.

* * *

— Что реально? — Смит закурил; теперь это уже не имело значения. Но вопрос все время приходил к нему, как зудящая сыпь. Почему это должно быть так важно?

Его анализ биопсии — вот это было реально. Отдельный лист казался слишком тонким для такого печального послания. Он опустился в его руку, как что-то уже мертвое: