Поиски стиля

Город начался раньше, чем она ожидала. За три года, что она не была здесь, он выполз к подножию сопок. Дома не образовывали улиц, а стояли свободно раскиданными кварталами.

Леля сказала шофёру:

– Остановитесь у сберкассы.

– Могу, – сказал он.

– А потом поедем обратно, – добавила Леля.

И он повторил:

– Для вас могу всё, что хотите.

Леля вышла, обогнула сберкассу и оказалась в замкнутом широком пространстве, меж силикатных домов. Белое полотно двора было прихотливо исчерчено линиями тропинок. Почти все они пересекались между собой. (Тут на краю сознания некстати возник Дунин). Леля нашла ту, по которой ходила всегда, и пошла по ней. Она умерила шаг, потому что увидела сразу много знакомых подробностей, от которых отвыкла. Крыши в сосульках, окна с висящими продуктовыми сетками, старое объявление, начертанное масляной краской на трансформаторной будке, согласно которому молоко продавали здесь же, с двух до пяти. Несколько радиол, мешая друг другу, что-то играли и пели. По двору от одного подъезда к другому торопились две девушки в нарядных платьях, укутанные шарфами. Одна несла на ладонях блюдо с салатом, другая сжимала в каждой руке по бутылке.

Леля почувствовала вдруг жалость к себе, до того неуместной она здесь оказалась.

Но тут она вспомнила, что за сберкассой ее ждет машина, а еще дальше, на плоскогорье меж сопок, скоростной комфортабельный самолет. А совсем далеко, за морем, за стылыми озерами и кружевными лесами – добрый инженер-конструктор по фамилии Дунин.

И Леля замедлила шаг. Два окна привлекали ее и отталкивали, она одновременно испытывала потребность смотреть на них и не смотреть. Там тоже свешивалась сетка с продуктами и была открыта форточка, из которой, как ей показалось, выходит, подрагивая и мерцая, теплый воздух чужой жизни. Чтобы открыть ее, вспомнила Леля, нужно встать коленом на подоконник. Она ощутила в руке холод задвижки.

И вдруг из парадной, которую она все это время держала под взглядом, вышли два человека. Леля остановилась, а они, не спеша, взявшись за руки, не видя ее, пошли к ней навстречу под пение радиол. Леля застыла на месте. Они приближались.

5

И тут раздался звук, похожий на тот, который случается при пощечинах. Это Дунин в своей комнате всплеснул руками – линии пересеклись! Он допил кофе, оставшийся в стакане, и поднял с полу гантели. Не отходя от ватманского листа, он сделал несколько упражнений на развитие плечевых и поясничных мышц. Линии пересеклись, он это видел. Но Дунин вдруг почувствовал, как что-то связывает его радость. Он осторожно опустил гантели и навис над кульманом. И понял причину своего разочарования: на снежной равнине листа появилось много новых линий, жаждущих пересечения. И пока они множились, ему, Дунину, не будет покоя.

Он посмотрел на часы и, забубнив какой-то вульгарный мотив, пошел на кухню варить новый кофе. Тут же он вспомнил, что Леля не переносит эту его привычку в минуты рассеянности прибегать к вульгарным мотивам. «Ну, вот еще», – подумал Дунин и запел еще громче. «Зашел я в чудный кабачок! Тру-ля-ля!.. Вино там стоит пятачок. Тру-ля-ля!..» – пел Дунин, радуясь тому, каким удачным получается выходной день. Он знал, что до шести вечера еще много можно успеть.

6

Они стояли друг против друга на снежной тропинке: Леля и те два человека – маленький и большой. Она наклонилась к меньшему и спросила:

– Ты кто? Тебя как зовут?

Он ответил:

– Антоша. А ты?

Она рассматривала его недоверчиво и пристрастно. Потом нащупала в кармане два мятных леденца, которые выдают в самолете, и вложила их в его руку.

– Ты с самолета? – спросил мальчик.

– С самолета.

– А вам соль давали?

– Давали.

– А где она?

– Не помню… Наверное, съела.

– Ну-у… – сказал он разочарованно и прошел мимо.

И Леля тоже, не подняв головы, чтобы не взглянуть на большого, повернулась и пошла прочь со двора. Ее никто не нагнал, не окликнул, разве что одна молодая пара пересекла ей путь: юноша нес два графина с пивом, а девушка блюдо рыбы в томате – на вытянутых руках. «В общежитии свадьба», – подумала Леля.

7

К трем часам Дунин почувствовал, что голоден, и, не надев пиджака, в пальто, накинутом на рубаху, пересек трамвайный путь. Он прошел два квартала и в доме семнадцать, где помещалось кафе, стоя за мраморным столиком на слякотном грязном полу, стал обедать. Сначала он съел порцию трески в томате, а после сосиски, почему-то пахнувшие противогазом. Но Дунин этого не замечал. «Милая, – думал он, милая, добрая Леля!» Он был все-таки одиноким и остро это иногда ощущал.

8

В это время Леля неслась по дымящейся поземкой автостраде к аэропорту. Еще в городе, на автобусной остановке, водитель с согласия Лели подсадил к ней мужчину и женщину. Они теперь подсчитывали там, на заднем сиденье, во сколько им обойдется, в сравнении с поездом, самолет. Оказалось, что самолет выгодней, а главное удобней. А Леля в это время думала о своём. «Дура я, дура, – думала Леля, не отрывая глаз от дороги, – этому не будет конца, хотя всё и закончилось».