— На улице не останется. Всё прописано в договорах… — Она бросила на меня взгляд исподлобья. — Вы же понимаете? Это чтобы нельзя было давить, похитив заложника, перехватить контроль над финансами…
— Случалось?
— Меня похищали в десять лет.
Не стоило спрашивать, но я всё же спросил:
— И?
— Когда поняли, что ничего не добьются, то ме… её убили. Жёстко. Я посмотрела запись, когда выросла. Они ролик отцу послали, идиоты. Ну… папа потратил больше, чем они требовали, но…
— Понятно, — сказал я. Вздохнул. — Большие деньги — большие заботы, понимаю… Тогда совсем непонятно, зачем на вас нападали и убивали. Хотя… у меня есть одна догадка.
Василиса молчала.
— Я как-то во всём этом замешан, — задумчиво продолжал я. — Но не только я. Если только я — не складывается, если только ваша семья — тоже. А вот если вместе… Что могло произойти в тот момент, которого ты не помнишь? Между последним копированием памяти и твоей смертью на моём диване?
Василиса потянулась к столику. Взяла бокал-флейту, из которого я пил шампанское, и доверху наполнила коньяком. Залпом выпила.
— Ого, — сказал я.
— Точно хотите знать?
— Васька, я сегодня сгорал и возрождался в расплавленном металле. А вокруг превратились в пар сотни разумных существ, которым не посчастливилось оказаться рядом. Как думаешь, хочу я понять, что случилось?
— Всё равно я не знаю, — обречённо сказала она. — И не хочу знать. Ну откуда мне знать?
— Ты же мне не зря страницы из дневника прислала? До сих пор ведёшь, верно?
Лицо у Васьки раскраснелось. Наверняка у неё была продвинутая биохимия и хорошие импланты, так что опьянение она либо уже погасила, либо могла погасить в любой момент. Но сейчас девушка всё же была пьяна.
— Одна запись есть, за день до моей смерти… — Она нетвёрдой рукой поставила бокал на край столика. — Я с бабушкой болтала. Она мне часто звонит, я обычно и не записываю… А тут записала. Что в детстве была права и чуть-чуть не дошла до полной правды. И хорошо, что не дошла. Что иногда правда убивает!
— Правда всегда убивает, девочка, — сказал я. Мне было безумно её жаль, я вдруг понял, что Василиса смертельно напугана. И за меня, и за себя, и за всех вокруг. Нет, сейчас она не знала ту тайну, что вызвала появление линкора Стерегущих и визит наёмных убийц. Но…
— Так что я не стану бабушку переспрашивать и ничего узнавать не стану, — нервно произнесла Василиса. — И копироваться стану чаще. Я вчера копию сделала!
Меня будто холодом обдало.
— Зря, — прошептал я.
— Что? — Она подняла на меня взгляд. Микродроны вокруг неё закружились, наливаясь багровым светом. А вот у Василисы лицо стремительно побледнело и все признаки опьянения пропали. — Почему?
— Теперь и твоя копия знает.
— Я ничего не знаю! И копия не знает!
— Вы обе знаете, что существует опасная правда, — пояснил я. — Порой достаточно знать не саму правду, а лишь то, что она существует.
Глаза у неё забегали, считывая что-то в информационных потоках.
— Хранилище памяти защищено надежнее, чем любой банк!
— Записи дублированы?
— Копия в доме, вторая в хранилище.
— Вели отцу сделать ещё две-три в удалённых хранилищах!
— Я и сама могу! — огрызнулась она. — Но это дорого и небезопасно…
— Тебе сейчас небезопасно всё!
Она словно отключилась, погрузившись в виртуальный интерфейс. А я стоял, озираясь, наблюдая за гостями и с тревогой ощущая приближающуюся опасность.
Неужели линкор?
Да нет, всё случилось бы очень быстро и неотвратимо.
Скорее всего, моё чувство опасности взвизгнуло бы и отключилось из-за неизбежности надвигающейся беды, ну, как случилось в ресторане.
А тут именно двигающаяся опасность… бегущая… будто касамни…
Но касамни больше не существуют!
Что тогда может быть таким многочисленным, агрессивным и тупым, чтобы напасть на поместье в хорошо защищённом районе богатеев?
Откуда-то издалека вдруг донёсся визг. Едва слышный за расстоянием, мгновенно оборвавшийся, почти утонувший в музыке, но…
Василиса вздрогнула и посмотрела на меня. Выпалила:
— По всему району сигналы опасности!
— В дом! — крикнул я. — Все в дом! Васька, у вас есть тревожная комната?
— Да у нас целый тревожный подвал! — выпалила она. — Но здесь и так хорошая охрана, и гости сами…
По всей поляне гости прекращали танцы, переглядывались, тревожно перешептывались. Музыканты остановили игру. Скрипач что-то сказал флейтисту, тот кивнул — и весь квартет шустро направился к дому. Судя по тому, что виолончелист оставил свой громоздкий инструмент на эстраде — им сообщили что-то крайне тревожное.
К нам подбежал юный Святослав, с горящими от восторга глазами. Ребёнок, блин!
— Прикиньте, в городе бунт… — начал он.
Из-за деревьев вдруг выскочили несколько муссов. Судя по садовому инвентарю — они ещё днём трудолюбиво (насколько это возможно для мусса) копали землю и подрезали ветки. Судя по скудной одежде — мысль покинуть свои комнатушки и посетить элитную вечеринку пришла им в голову неожиданно, уже в постели.
— … муссов! — закончил Святослав.