Поиски в темноте

Его война — изуродованные трупы и хлюпающая черная грязь. Невыносимый грохот — и невыносимая тишина. Артподготовка, пулеметы, аэропланы на бреющем полете. Умирающие люди, кони… их душераздирающие крики, которые не умолкали даже после того, как все прекратилось. Война на выбывание. Враги готовы были убивать до последнего человека. И собственное выживание, казалось, уже не зависело ни от каких молитв.

В Англии все было по-другому. «Испанка» косила людей в тылу, измученных голодом и лишениями, ошеломленных длинными списками убитых и раненых, изнуренных собственной беспомощностью, ожиданием и неуверенностью. Эпидемия убивала тысячами, миллионами, но поражала не только тех, кто сражался на передовой. Умирали молодые и старики, погибали крепкие и здоровые. Иногда эпидемия обходила слабых и умирающих. Многие дети остались сиротами, а матери…

Ратлидж остановился на середине зала и, круто развернувшись, оглянулся на дверь, ведущую в кухню.

«Слишком малы, чтобы выжить…»

Он посмотрел на объявление в руке. На него смотрели бледные детские личики.

Почему дети совсем не изменились с 1916 года? Моубрей описал их такими, какими они были на старом, выцветшем снимке. А ведь с тех пор прошло много времени. За три года дети наверняка выросли и изменились внешне. Может быть, Моубрей видел их только в своем воспаленном воображении?

Ничего удивительного, что на объявление никто не откликнулся!

«Но женщина погибла — она-то была настоящая», — сказал себе Ратлидж.

Где багаж? Где жертва пряталась больше суток — после того, как ушла со станции, и перед тем, как ее настиг убийца? Сколько лет пропавшим детям? Вопросы мучили Ратлиджа, не давая покоя. Ответов на них он не знал.

Если только бедняга, который сейчас сидит за решеткой, не убил совершенно посторонних женщину и детей, которых он никогда раньше не видел!

Боже правый!

Ратлидж взбежал наверх, в свой номер, как будто спасался от ужаса. В номере он надел шляпу, задумчиво постоял посреди комнаты, обдумывая свои дальнейшие шаги, а затем снова спустился вниз, к своему автомобилю.

* * *

По пути на запад он увидел вдали небольшие группки мужчин, которые снова обыскивали местность, прочесывали ее частым гребнем, искали в тех местах, которые они уже обыскивали три или четыре раза. Склонив головы, они тыкали палками в листву, отгибали толстые ветки деревьев. Каждая группа двигалась по отведенному ей участку уверенно и не спеша. В поле, где нашли тело, все шевелилось. На краю поля, на лошади, сидел недовольный краснолицый мужчина — видимо, фермер. Ратлидж подумал было остановиться и поговорить с ним, но решил, что дело может подождать до тех пор, пока фермер немного не успокоится. У него созрел хороший урожай — и вот теперь все погибло! Фермер наверняка считает, что в его несчастьях виноваты полицейские — как местные, из Синглтон-Магна, так и приезжий из Лондона.

На развилке Ратлидж решительно повернул на северо-запад, к Чарлбери. Он ехал медленно, выискивая места, где можно было бы укрыться. Он нашел два полуразвалившихся сарая и тщательно осмотрел их, но не нашел никаких следов. В сараях жили голуби и мыши. В пыли носилась мошкара.

Устало возвращаясь к машине, он услышал сзади рокот мотора. Кто-то ехал по той же дороге. Ратлидж остановился, накинул на плечи плащ, закатав рукава до локтей. Он пожалел, что не подумал прихватить с собой термос с чаем или водой. В горле у него пересохло.

Поравнявшись с ним, другой автомобиль замедлил ход. За рулем сидела женщина. Увидев ее лицо, Ратлидж сразу понял, что она не англичанка. Что-то неуловимое было в ее прическе, в шарфе, наброшенном поверх синего платья… Его сестра Франс сказала бы: «Стиль!»

Француженка…

— У вас что-то случилось? — спросила она с легким, приятным акцентом. Ратлидж ненадолго лишился дара речи.

Дело было не в красоте. Незнакомку нельзя было назвать красавицей. Речь шла о чем-то более тонком. Франс сказала бы: «Порода!» Врожденная чувственность в изгибе губ, в вопросительно поднятых бровях. Со вкусом подобранная одежда. Ярко-синий шарф, оттенком напоминающий цветное стекло, очень шел к ее серым глазам. Они казались то ясными, незамутненными родниками, то темными, бездонными омутами.

Он быстро ответил по-французски:

— Нет, я полицейский. Инспектор Ратлидж из Лондона. Я помогаю отыскать пропавших детей Моубрея.

Услышав его ответ, она едва заметно улыбнулась, удивляясь тому, что услышала родную речь на заброшенной проселочной дороге в сердце Дорсета. Смысл сказанного дошел до нее не сразу.

— А, дети! Очень печально, правда? Надеюсь, их найдут живыми. Но, знаете, время идет. У меня нет детей… — Она помолчала и чуть суше продолжала: — Наверное, детей жалко всем, независимо от того, есть они у кого-то или нет.

Ее мимолетная улыбка напомнила Ратлиджу солнечный лучик, неожиданно мелькнувший над морем. Почему такое создание оказалось в Англии? Ратлидж посмотрел на ее руки, лежащие на руле, и увидел обручальное кольцо. Все понятно. Муж…

— Да. — Он отошел от ее машины.