Поиски в темноте

— Хм… Тайны бывают разные, верно? От плотских грехов до грехов душевных. — Доктор улыбнулся, но невесело. — Наверное, тайна, которую во что бы то ни стало решил хранить убийца, по-настоящему ужасна. Ради нее он совершил поистине зверское преступление! Инспектор, трудно представить, сколько крови бывает, когда забиваешь человека до смерти! Подобное зрелище может радовать только сумасшедшего или человека, настолько поглощенного эмоциями, что он ничего не замечает, пока все не кончено. Повторяю, убийца — человек упорный. Он с мрачной решимостью довел дело до ужасного конца. — Фэрфилд выключил свет в прихожей и подвел гостя к боковому входу. — Мои слова вам как-то помогли?

— Да, — устало ответил Ратлидж. — К сожалению, по-моему, помогли.

— Что ж, рад слышать. — Доктор надел плащ. — Я опаздываю в гости; моя жена не обрадуется. Хильдебранду мои сведения не показались полезными. Он хороший человек, инспектор, но всегда старается приспособить факты к тому, что уже решил. Если бы я применял такой подход в медицине, я бы заполнил своими ошибками все кладбище!

* * *

Ратлидж вернулся в «Лебедь» пешком, размышляя о том, что сказал ему доктор. Хэмиш напоминал ему, что слепота иногда бывает хуже глухоты. Ратлидж старался его не слушать, но потом все же ответил:

«Дело не в слепоте, а в свойствах человеческой натуры. Не представляю, чтобы Аврора Уайет забила человека до смерти. Ты ведь сам когда-то утверждал примерно то же самое».

«Женщины способны убить, если защищают детей или мужа, — ответил Хэмиш. — Маргарет Тарлтон возникла из прошлого Саймона Уайета; она вернулась, чтобы мучить его. Аврора этого не хотела. К тому же девица Тарлтон никуда не собиралась уезжать; она хотела остаться у Уайетов».

«Ревность? Нет, я как-то не представляю, чтобы Аврора Уайет ревновала мужа к Маргарет или кому-нибудь другому». Хотя Элизабет Нейпир она боялась.

«Кто говорит о ревности?» — спросил Хэмиш.

Ратлидж остановился и стал смотреть, как в гору, в сторону гостиницы, поднимается экипаж. На улице никого не было — наступило время обеда. Из дома слева от него доносились голоса и смех. Экипаж с грохотом проехал мимо и скрылся за деревьями на вершине холма. Из гостиничного двора вышел кот, дергая ушами; вдали хрипло залаяла собака. Что-то вспорхнуло над головой — наверное, летучая мышь.

Ратлидж думал о том, почему Саймон Уайет отказался баллотироваться в парламент. Какова истинная причина?

Пусть жена-иностранка и не слишком ценное приобретение для политика, но подобное препятствие нетрудно преодолеть, заручившись необходимой поддержкой. Конечно, отец Элизабет Нейпир обиделся на Уайета, который отверг его дочь и вместо нее женился на никому не известной француженке. Но, судя по всем отзывам, Томас Нейпир отличается большой проницательностью. Он понимает, что не обязательно любить тех, кого ты поддерживаешь; нужно лишь быть уверенным в том, что они в случае необходимости поддержат тебя самого. Уайеты много лет представляли в парламенте Дорсет. Саймон стал бы лучшим кандидатом от своего избирательного округа.

Сам Саймон и Аврора объясняют выбор Саймона войной. Но что, если за его решением кроются не только усталость и желание угодить деду по материнской линии? Почему человек способный и в прошлом амбициозный предпочел уединение блестящей карьере? Маленький музей, который не на что содержать, затерянный в дорсетской глуши, где почти не бывает посетителей. Хотя экспонаты музея причудливы, никакой научной ценности они не представляют… Все как-то не складывается.

«Я тебе не о том говорю…» — начал было Хэмиш. Ратлидж оборвал его. Он окинул взглядом полицейский участок, где в своей мрачной камере до сих пор сидел Моубрей и не спал ни днем ни ночью.

«Это только начало, верно? — ответил он. — Вот что самое главное!»

Дверь участка открылась, и оттуда вышел Хильдебранд. Увидев Ратлиджа, который смотрел на него, Хильдебранд остановился, постоял немного, а потом развернулся и зашагал прочь, как будто Ратлиджа не существовало вовсе.

«Ты ему все дело развалил, — заметил Хэмиш. — Конечно, за это он тебе спасибо не скажет».

«Зато, может быть, скажет Моубрей, — ответил Ратлидж. — Похоже, до него никому нет дела, кроме меня».

* * *

Ратлидж пообедал машинально, не замечая, что ест. Потом он завел машину и поехал в Чарлбери.

Конечно, заезжать по делу в такой час было уже поздно, но он рассчитывал на эффект неожиданности.

На дороге было темно и почти пусто, если не считать пса, который трусил по обочине на вершине холма. Но в Чарлбери улицы освещались, а дом Уайетов выглядел так, словно там ждали в гости самого короля. Почти во всех комнатах горел свет; светло было и в музейном крыле. Ратлидж оставил машину у церкви и вернулся назад пешком, направляясь к музею. Он подумал: любопытно… столько света, а голосов не слышно. Как будто люди в доме не кричат, не разговаривают, не смеются.