Пойти и не вернуться

Зоська повязала теплый серый платок, украдкой поглядывая на Антона. Ей было немного неловко перед ним за их не совсем обычный ночлег и за свою резкость вчера, но Антон держался деловито, просто, словно они только что встретились, и это успокоило Зоську. Оба будто условились не вспоминать о ночном инциденте, делая вид, что ничего особенного между ними не произошло. Зоське, правда, это удавалось похуже, у него же выходило великолепно. Словно он и не ночевал с ней в этом стожке.

Антон подпоясал военным ремнем свой рыжий крестьянский кожушок, взыскательным взглядом сверху вниз окинул фигурку Зоськи, и в его серых глазах появилась серьезность.

– Ну как? Малость подсохла?

– Подсохла. Только вот юбка влажная.

– Высохнет. На морозе все быстро сохнет. Слушай, а пожевать у тебя не найдется?

– Чего нет, того нет, – виновато сказала Зоська. – Я же в Озерках дневать собиралась. Там бы и покормили.

– Го! Озерки еще вон где. До Озерков полдня топать надо.

– Теперь уже что! Все равно опоздала.

– А тебе от Озерков куда? – спросил он, осторожно скосив глаза.

– Дальше. В сторону Немана. Слушай, в Лунно, говорят, гарнизон? – с тревогой спросила она.

– Гарнизон, конечно. В Лунно ходить нельзя.

– Мне сказали, нельзя. А я думала...

– Нечего думать. Через Неман надо в другом месте переправляться. Тебе же сказали, в каком?

– Сказали, – рассеянно ответила Зоська.

– Вот там и переправимся. Пароль же имеется?

– Имеется, – сказала Зоська и с тревогой в голосе вспомнила: – Слушай, давай спрячем наган. Вон – в стогу. А потом заберешь, а?

– Ну придумала! Зачем прятать? Еще пригодится.

– А вдруг обыск? Ведь если найдут, все пропало. А как это Дозорцев тебе разрешил наган брать?

– Буду я спрашивать Дозорцева! Пока на плечах свою голову имею.

– Ой, боюсь я, – тихо сказала Зоська.

– Не бойся. За меня нечего бояться. Если я сам не боюсь.

– К тому же плохой сон видела.

– Ну и чудачка! – развеселился Антон. – Все равно как бабка какая. А еще студентка, в техникуме училась.

– При чем тут техникум? Просто сон плохой. Неприятный.

– Я вот никаких снов не признаю. Если бы я снам верил, давно бы копыта откинул.

– И тебе ничего не снится?

– Снится, почему. Всякое. Но я ноль внимания. Куда ночь, туда и сон.

Зоська засунула руки в маленькие карманчики куртки-сачка, невесело поглядывая вдаль, куда пролегал их путь. Все-таки было холодно, и на ветру в непросохшей одежде ее скоро стала пробирать стужа; невольно подрагивая, Зоська едва преодолевала озноб. Конечно, сны – предрассудки, но все дело в том, что в их положении эти нелепые предрассудки очень просто могли обратиться в злую действительность. Месяц назад в Селицком лесу дождливой ночью Зоське приснилось, будто ее настигает овчарка; закричав во сне, она разбудила Авдонину, с которой спала в шалаше, и та, посмеявшись над ее детскими страхами, сказала, что немцы в такую погоду в лес вряд ли посмеют сунуться. А они рано утром и сунулись, едва не захватив врасплох сонный отряд, хорошо, что мальчуган-часовой выстрелил на опушке, и Кузнецов успел увести людей за болото.

– Что сны! – со вздохом сказал Антон. – В жизни хуже бывает. Вон вчера возле уборной встречаю Куманца, писаря, говорит: «Готовься, Голубин, к бою, на гарнизон пойдем». – «На какой гарнизон?» – «На Деречин, – говорит, – полицаев выкуривать, пособлять первомайцам». Ты слышала: опять, значит, на дядю батрачить. Да еще с таким командиром!

Антон говорил расстроенно, почти сердито, и от этих его слов Зоське стало неловко за в общем неплохого, хотя, может, не видного и не всегда распорядительного нового командира отряда, который ласково называл ее дочушкой.

– Так ему же приказывают. Межрайцентр приказывает. Что он – сам все выдумывает? – попыталась она защитить Шевчука.

– Приказывают, конечно. И Кузнецову приказывали. Однако Кузнецов был такой, что где на него сядешь, там с него и слезешь. Умел отговориться, людей поберечь. А этот тюха-матюха: приказали – есть, будем исполнять. А как – у него и в понятии нет.

– Вот ты бы подсказал, – не утерпела Зоська. – Ты же опытный партизан, с самой весны в отряде.

– С весны, да. Навоевался уже – во! – отмерил он себе ладонью до шеи. – Но я что? Рядовой. Мое дело телячье.

– Конечно, какой из него командир! Все-таки он гражданский человек. Хоть и председатель.

– С немцами воевать – не куропаток стрелять. Надо уметь. Их вон сколько наперло. Сила!

Зоська смолчала. Сила – это конечно; она знала, видела и чувствовала эту силу. И как сладить с ней, с этой силой, захватившей половину России, как вернуть все обратно – этого она не могла себе представить. Зато она отчетливо чувствовала, что в этой войне, кроме как выстоять и победить, другого выхода нет. Иначе не стоит и жить, лучше сразу головой в прорву, чтобы не обманывать себя и не мучиться.