Пойти туда...

Мне бы соврать что-нибудь ободряющее, но мозг, занятый исключительно болью в спине и необходимостью сохранять равновесие, отказался от сочинения утешительных сказок, и я сказал, что думал:

– Не ведаю, Асмир. Женщины на драккары всходят лишь рабынями.

– Так назови меня своей рабыней! Ведь это правда. Ты выкупил меня, и я принадлежу тебе душой и телом.

Вот это она зря. Про тело. В памяти Велеслава я уловил отрывочные картины того, что происходило в бане, после моего неожиданного отбытия, и меня сразу же бросило в жар пополам с ознобом.

Даже если все пройдет гладко, и старый Освальд позволит мне взять ее на драккар, то вместе мы будет плыть только до Хольмгарда (знать бы еще, где этот Хольмгард). Там у меня, кажется, родня есть. Придется оставить Асмир у них. В большом походе ей делать нечего: и не позволит никто, и мне спокойней. Не к теще на блины едем. У викингов торговля пополам с грабежом: всякое может случиться.

– Я отпустил тебя и от слова своего не отступлюсь. Уломаю как-нибудь старика. А ты не говори о плохом, накличешь.

– Тогда поведай, как стал ты приемным сыном хёвдинга Освальда? Как променял мудрого Велеса на воинственного Перуна? – в словах Асмир я отчетливо различил интонации старого волхва. Действительно, как? Меня самого очень интересовало, что ответит Велеслав. При том, что наше слияние стало практически полным, были еще уголки его памяти, куда доступ мне был пока закрыт. Видно, слишком большую боль причиняли ему эти воспоминания.

– Это было давно. Мне едва тринадцать сравнялось. Моему старшему брату пришла пора выбирать жену, и мы с отцом и братьями отправились за реку в соседнюю деревню, на смотрины. Самые красивые и работящие девки во всей округе были оттуда.

Видимо что-то в словах Велеслава не понравилось Асмир. Девушка даже с ноги сбилась, в результате чего мы аккуратненько растянулись на травке.

– Давай передохнем, – попросила она, уютно устраиваясь со скрещенными ногами рядом со мной, и, как бы невзначай, коснулась коленом моего бедра, – сказывай дальше.

– Дальше… Не успели мы перебраться через реку, как налетели лихие молодцы, решив поживиться нашим добром: мы несли с собой немало пушной рухляди в дар будущей родне. Отец мой – первый охотник – не пожелал отдать трудом добытое, его кинжал по рукоятку вошел в грудь самого нетерпеливого, решившего пошарить в наших котомках. Сперва, нам показалось, будто одолеем супротивников. Нас шестеро – их семеро, не так и страшно. Братья мои – парни крепкие, ножи на поясах не для красы висят. Да только рано обрадовались: свистнул их старшой, и из чащи еще шестеро выбежали. С луками. Вот когда я пожалел, что не Перун мне благоволит, а Велес. Я молил его о помощи, но чуда не свершилось: на ватажников не кинулись дикие звери, земля не разверзалась под их ногами, стрелы в полете не обращались в прах, а застревали ежовыми иглами в телах отца и братьев. Один я остался стоять. И обожгла меня мысль, будто умер уже Старый Велес, раз не слышит моего такого громкого крика. Тогда-то я и поклялся: положу свою жизнь Перуну на служение, коль случится отомстить за родных, да извести всех разбойников под корень. Меня в кольцо взяли, сызнова луки натянули… А в руках моих один нож, да и тот плохонький. Только свистнул тот нож скорее их стрел, и старшому аккурат под левую бровь вошел. Я уж с жизнью простился, как вдруг ладья на реке показалась. А в ладье люди, все оружные, с мечами да копьями. На носу высокий седой воин стоит и кричит мне: «Прыгай, отрок!». Разбойнику, тому, что между мной и рекой стоял под ноги кинулся, откатился прочь и, не оглядываясь, прыгнул с обрыва. А из ладьи тем временем стрелы дождем косым полетели. Ни один лиходей живым не ушел. Вот так старый Освальд выловил из воды себе сына. «Храбр, ты, отрок – сказал он мне, – и не по годам смекалист. А, главное, удачлив. Мы ведь нарочно решили проплыть дальше, чем полагали. Потому как последовали за чудесным вороном – птицей Одина, который человеческим голосом на помощь звал. Сам Один нас к тебе привел. Будешь моим приемным сыном, взамен тех, что ушли служить ему.»

Как мне сказывали потом, с лица я очень походил на его погибших сынов, особо на младшего, – Сигурда. Невдомек только было ярлу Освальду, что ворона того ученого мне Мураш подарил. Он у него годов тридцать прожил, и два слова накрепко затвердил: «помоги, Велес». У старого Мураша такая присказка была. Так я понял, что Велес спас меня, а не Перун, только клятву свою нарушить уже не мог. Хватит с меня одного раза. Да и Освальду долг надо было вернуть. Вот почитай десять лет возвращаю.

Асмир молчала, глядя на меня глазами испуганной серны. Надо же, как близко она принимает к сердцу мои неурядицы. Ишь, придвинулась, приклонила головку мне на плечо… И идти никуда не хочется. А все же придется.

– Подымайся, дальше пойдем, – досадуя на себя, буркнул я, – нам засветло добраться надо.