Пойти туда...

После этих слов у меня похолодело в груди. Харальд не осмелился бы так нагло врать, если бы мы имели возможность проверить его слова, спросив самого Людоту. Значит… Значит кузнец Людота лежит уже на дне реки. Что викингу лишний труп на совести, тем более такой куцей, как у Харальда? Что ж, ему и это зачтется, а теперь пора брать инициативу в свои руки.

– Твои слова против наших, Харальд, – вмешался я, – И, стало быть, лишь поединок может решить кто прав. Я буду биться с тобой за свою честь, за жизнь моего побратима, за свободу Асмир и за хёвдинга Освальда, которого ты предал.

– Я не дозволю вам поединка, – неожиданно отрезал Освальд с такой горячностью, что я даже опешил. Неужели он поверил Харальду?! – Богам иной раз бывает недосуг глянуть на землю. В таких делах я привык полагаться на свой разум и сердце, а не на божий суд.

– И что же ты решил, брат?

– Впервые сердце мое не в ладах с разумом. Я не готов сделать выбор, но скажу одно: того из вас, кого сочту изменником, покараю сам. Он будет биться со мной на поединке, покуда пряхи-Норны не перережут нить жизни одного из нас.

Черт побери! Всего мог я ожидать от старого упрямца, но только не этого. Пресловутая честь семьи! Сам хочет покарать предателя. Да полно, о чем я! Ведь Освальду за шестьдесят, – ни против Харальда, ни против меня ему не выстоять! Выходит, смерти ищет хёвдинг, лишь бы не видеть как его сын и брат убивают друг друга. И тут мне стало страшно. Вдруг Освальд решит, что предатель я? Что это я сею раздор, и возвожу поклеп на его невинного младшего брата. Драться с приемным отцом?! Оборони царица небесная… Нет, пора срочно доставать из рукава козырного туза.

– Я подчинюсь твоей воле, отец. Но коли ты решишь, что я виновен, и выйдешь со мной на поединок, тебе придется убить безоружного. Я не подниму на тебя меча. Только прежде, чем ты сделаешь выбор, дозволь мне показать, что твой брат лжет!

– Попробуй, сопляк. – зарычал Харальд.

– Скажи, о невиновный Харальд, какую мету поставил кузнец Людота на мече?

– Никакой меты кузнец не поставил, даже клейма своего обычного. Я еще удивился, а он ответил, что такой меч жаль портить клеймом, – ответил Харальд, успевший досконально изучить клинок.

– Роберт, скажи, – попросил я.

– Меч ковался для Велеслава, и только для него. И потому кузнец нанес на лезвие руны – имя Велеслава, имя меча и свое клеймо.

– Даже я своими старыми глазами вижу, что на клинке ничего нет, – покачал головой Освальд, – да и откуда кузнец мог знать руны?

– Нужные руны показал ему я, – ответил Роберт, – а увидеть их можно, лишь тогда, когда кровь Велеслава окропит меч.

Сразу стало очень тихо. Даже викинги, бесстыдно подслушивающие за дверью и передававшие наши слова друг другу, замерли в молчании. Еще бы! Руны сами по себе – штука магическая, а тут еще кровавое освящение… После того как Роберт рассказал это мне, я тоже слегка обалдел, но потом обалдел еще больше, когда узнал, что Асмир, меняя мне повязки на ране, относила их кузнецу. Что он с ними делал я не знаю, только, по словам Роберта выходило, что если моя кровь попадет на лезвие, руны проявятся, как покрытая нужным реактивом тайнопись. Как смог Людота заставить железяку реагировать на код моей ДНК, не знаю, и знать не хочу. Только бы это Роберту в бреду не привиделось, иначе я уже сейчас могу проститься с жизнью. Ведь проверить все это на практике мы возможности не имели, меч-то был у Харальда.

Харальд тем временем побледнел, но наглости не утратил. Видно до конца не поверил, – дело ведь не слыханное!

– Вот мы сейчас и поглядим, – усмехнулся он, и одним ловким движением схватив со стола клинок, ринулся на меня, намереваясь сперва разрубить пополам, а уж потом проверять проявились руны или нет.

Спасение мое было только в быстроте, но его бросок оказался таким неожиданным, что драгоценные секунды были мною потрачены на изумление. А потом стало слишком поздно. Меч, предназначавшийся мне, уже косо валился на мою шею, когда на его пути возник другой клинок. Жалобный звон, который раздался, при их столкновении напоминал крик боли – меч в руке Харальда играючи перерубил своего стального противника и продолжил путь к моему драгоценному горлу, но далеко не так быстро. И в последнее мгновенье я умудрился вывернуться из под удара, плюхнувшись на дощатый пол.

Толпа викингов вынесла дверь и ввалилась в избу; от их негодующих воплей я чуть не оглох. Харальда скрутили, меня подняли и усадили обратно на лавку. Они что-то кричали все сразу, размахивая руками, как корабельные сигнальщики, а я ничего не видел кроме старика сгорбившегося над столом, высохшая рука которого сжимала бесполезный обломок меча, спасшего мне жизнь. Слова благодарности умерли, еще не сорвавшись с моего языка. К чему они Освальду, когда в одночасье развалился мир, который он почитал своим. А викинги постепенно угомонились, и в установившейся тишине можно было услышать их напряженное дыхание. Они ждали продолжения. Теперь мне необходимо было показать им, как из моей крови на мече родятся священные руны, некогда полученные самим Одином.