Поющая для дракона. Между двух огней

– Я не хочу возвращаться! – выдохнула в отчаянии. Ну как ему объяснить, что для меня значит Люси? – Я не хочу уходить.

– Ты не станешь петь в скандальной постановке Джермана Гроу. – В голосе звенел металл.

Готовая уже продолжать, осеклась.

Значит, все дело в том, что я буду петь в постановке, которая может бросить тень на его репутацию? Или в том, что меня угораздило переночевать у Гроу? А может быть, и в том, и в другом? Готовые сорваться с губ слова я так и не произнесла, взгляд зацепился за халат в ворохе покрывал. Странно, что я его сразу не увидела. Завернулась в теплую мягкую ткань, как в кокон, и поднялась. Коснулась пальцами подбородка, глядя в глаза своему дракону.

– Рэйнар… я хочу быть с тобой, и я хочу петь. Именно сейчас. Именно ее. Пожалуйста, не заставляй меня выбирать.

– Про выбор ты заговорила сама.

Ну да. Разумеется.

Закусила губу и отступила.

Пожалуй, сейчас мне действительно лучше уйти, чтобы не разрушить все, что было.

И все, что могло бы быть.

– Можно воспользоваться сушкой одежды? – тихо спросила я, и, заметив жесткие складки у губ, добавила: – Пожалуйста, Рэйнар. Мне нужно побыть одной.

Он кивнул – сдержанно, но, хотя лицо его оставалось спокойным, внутри меня словно провернули раскаленный стержень. Так остро, что я задохнулась от нахлынувших чувств.

Его.

Рэйнар этого уже не увидел, потому что вышел из комнаты.

Я еще несколько мгновений стояла неподвижно, а потом пошла собираться.

Несмотря на поздний вечер, я попросила Валентена дать несколько кругов по обводной Мэйстона. Суровый взгляд Терграна однозначно говорил о том, что он думает о моей просьбе, но я сделала вид, будто так и надо. Мне действительно нужно было побыть одной, а побыть одной рядом с Танни после случившегося – нереально, тем более пока я не представляла, что ей сказать. Валентен и Тергран молчали, я же смотрела в окно и думала.

Постановка Гроу действительно достаточно провокационная. В ней есть сцены, которые в исполнении женщины правящего могут истолковать превратно. Да что там, обязательно все извратят, а потом повсюду развесят плакаты с Ирргалией и Шахррейном – образцами высокой морали и трепетной любви.

«Трепетная любовь», к слову, уже отметилась на двух каналах и в сети, где говорилось о том, что местрель Стоунвилл отложила все дела, чтобы побыть с возлюбленным, который оказался в частной клинике на «плановом» осмотре. С видео и фотографий смотрела Ирргалия в белом халате, сидящая у постели Шахррейна, и он – улыбающийся ей и сжимающий ее руку. Выглядел Деверик уже намного лучше, чем вчера после поединка (очевидно, стилисты постарались). И разумеется, не упустил случая прокомментировать интервью Лодингера, подчеркнув, что эта ситуация задевает его не меньше, чем скорбящего отца, и что случившееся – ответственность всех иртханов.

Обо мне в сети говорили всякое.

И я не сомневалась, что все это будет использовано против Рэйнара. Точно так же, как история с Арилин. Нельзя не понимать, что перехваченные снимки с Гроу – всего лишь отсрочка. Что будет дальше, можно только догадываться, и будет это в самое ближайшее время.

– Звездочка, это надо просто пережить.

Так после моего рассказа о Лодингерах прокомментировал ситуацию Хейд, и я не могла с ним не согласиться.

– Может, мне бросить петь? – философски поинтересовалась я.

Этот философский настрой не покидал меня с той минуты, как я вышла из квартиры Рэйнара. Мне хотелось верить, что я найду решение, но решение есть только одно, и я прекрасно это знала. Подчиниться разуму, к которому взывал Аррингсхан – оставить Рэйнара, позволить ему жить своей жизнью и строить карьеру. Пережить все, как советует Хейд, петь и забыть о своем происхождении.

– Ты где? – Агент как-то мигом стал серьезным.

– На верхней аэромагистрали на скорости под сто пятьдесят.

– Ты это сейчас серьезно?

– По поводу аэромагистрали или по поводу бросить петь?

– По поводу бросить петь.

– Не знаю, – честно призналась я.

Когда Вальнар поставил меня перед выбором, я отказалась от него, не раздумывая. Просто потому, что не представляла жизни без сцены. Сейчас мысль о том, что мне придется расстаться с Рэйнаром, казалась дикой, сумасшедшей, невыносимой. Если я откажусь от него, я стану Люси – для Гроу, для публики, для всех, кто сходит с ума от истории «Мир без тебя». Я буду Артомеллой, Ильнир или Триаррис, буду влюбляться, гореть, умирать и снова воскресать, но меня самой уже не будет. Я стану сосудом для голоса.

Возможно, прекрасного, если все сложится наилучшим образом.

Но вне сцены пустым.

– Помнишь, о чем мы с тобой говорили? – неожиданно спросил Хейд.

– Когда ты отпаивал меня кофе и рассказывал про свою группу?

– Помнишь, – удовлетворенно заключил он. – Так вот, вспоминай почаще, когда в голову приходят такие мысли.

– А если бы у тебя встал выбор между группой и той девушкой? Быть с ней или выступать? Что бы ты выбрал?

– Тогда или сейчас?

– А это имеет значение?

– Наверное, нет.

Хейд помолчал, а потом все-таки продолжил:

– У нас все равно ничего бы не получилось, Леона.

– Почему? Вы оба жили музыкой.