Поющие кости. Тайны Д’Эрбле

– На это у меня есть основания, – ответил он. – Возьмем пуговицу. Она оторвана от жилета, и оторвана, как говорится, «с мясом». Из кармана при этом выпали два предмета. Можно предположить, что Д’Эрбле, падая, схватился за карман жилета убийцы и, может быть, увлек бы его за собой, если бы пуговица не оторвалась… В кармане убийца носил коллекционную монету – я уверен, она стоит больших денег, – но он почему-то оставил ее в озере. Хотя ее можно было вытащить обычным рыболовным сачком. Но он этого не сделал. Странно. Конечно, есть и другие вопросы.

– Вы правы, инспектор, – произнес я, впечатленный ходом его мысли. – Но все равно пока личность преступника остается для нас тайной.

– Вы правильно заметили – пока, – отозвался он. – Когда с этими вещами поработают сыщики из Скотленд-Ярда, может быть, что-то и прояснится.

– То есть вы собираетесь передать свои находки им?

– Конечно. Пусть с этим разбираются тамошние асы.

«Жаль, – подумал я. – Неплохо бы взглянуть на эти вещи Торндайку. Особенно на монету».

– Разрешите мне сделать с монеты оттиск на сургуче, – попросил я.

Инспектор Фоллетт удивленно вскинул голову:

– Это против правил. Честно говоря, я вообще не имел права показывать находки вам. Но вы ответственный человек и проявляете интерес к делу… А зачем вам нужен оттиск?

– Чтобы побольше узнать о монете, – ответил я. – Вдруг появится что-то интересное. Кто знает. Конечно, я ни на секунду не забуду о строгой конфиденциальности – не стану говорить о монете со всеми подряд и показывать оттиск.

Инспектор задумался.

– Ну если так… Я не возражаю. Только проследите, чтобы на монете не осталось следов сургуча. Иначе в уголовном розыске заметят и станут спрашивать.

Я тут же принялся за дело. Из соседнего кабинета принес все необходимое: вазелин, спиртовку, кусок сургуча, чайную ложку, несколько салфеток с присыпкой и кувшин с водой. Положил салфетку на твердую пластину, отметил круг размером с монету, затем расплавил в чайной ложке сургуч и осторожно вылил на отмеченный круг. Пока сургуч остывал до нужной консистенции, я вымазал монету вазелином, стер излишки салфеткой и прижал ее к застывающему сургучу. Через несколько секунд я осторожно поднял салфетку с сургучом и монетой и опустил на некоторое время в воду, чтобы сургуч окончательно остыл. Вскоре монета выпала, обнажив очень приличный оттиск.

– Хорошо получилось, – заметил инспектор, разглядывая оттиск в лупу, пока я готовил все для обратной стороны монеты. – Похоже, вы мастер делать такие вещи, доктор. Изготовьте, пожалуйста, оттиски и для меня тоже.

Разумеется, я удовольствием согласился, и вскоре инспектор ушел с прекрасными оттисками монеты, так что теперь расставаться с оригиналом ему будет не так жалко. А я не мешкая завернул свои оттиски в льняную ткань, положил в табачную коробку и, сделав аккуратный пакет, адресовал его доктору Торндайку, сопроводив коротким письмом, в котором рассказал о разговоре с инспектором Фоллеттом и попросил о встрече на следующей неделе, чтобы обсудить ситуацию.

На многое я не надеялся, но все равно – сургучные оттиски могли оказаться полезными. Возможно, само наличие монеты в жилетном кармане убийцы что-то значит. В любом случае это был повод завести разговор о начале расследования.

Горничной я такое ответственное дело доверять не стал: сам отнес на почту и отправил пакет с письмом заказной бандеролью. Теперь можно было помечтать, предвкушая завтрашний визит к Мэрион.

Глава 6 Визит к Мэрион Д’Эрбле

О прогрессе сейчас говорят на каждом углу. Радуются успехам, достигнутым во многих областях знаний. Но мне что-то мешает безудержно восхищаться достижениями науки и техники. И, кажется, я не один такой.

Да, некоторые приметы теперешней жизни заставили бы наших предков застыть, в изумлении раскрыв рты, но нам все же не стоит кичиться своим превосходством. Если сомневаетесь, зайдите в музей или приглядитесь к какому-нибудь старинному зданию, и вы увидите, что наши «примитивные предки» были наделены чем-то таким, чего лишено нынешнее поколение.

Подобные мысли роились в моей голове во время неспешной прогулки по деревне Хайгейт, известной своей стариной. Я пришел на час раньше обычного и бродил, восхищаясь тонким, безупречным вкусом, с каким тут все устроено. Можно только догадываться, какой была эта деревня столетия назад, когда огромные вязы были саженцами, а по улице, где только что прогромыхал трамвай, двигались фургоны, запряженные лошадьми.

Когда куранты на церковной колокольне пробили четыре раза, я открыл калитку в воротах «Коттеджа в плюще» и двинулся по вымощенной плитками дорожке, с удивлением прочитав дату, выложенную старинными красными кирпичами: 1709.

Стучать мне не пришлось. Как только я поднялся по ступенькам, дверь открыла Мэрион Д’Эрбле.

– Арабелла видела, как вы вошли во двор, – произнесла она после обмена рукопожатием. – Из окна эркера все хорошо видно, как будто это смотровая башня.