Поющие пески

Грант изменил тему и спровоцировал Каллена на рассказ о своей жизни. Когда они шли по долине в Моймор, он выслушал историю о чистом маленьком городке далеко в Штатах и о том, каким скучным местом он казался мальчишке, который умел летать, и каким замечательным казался Восток издали, и каким малопривлекательным он оказался вблизи.

— Просто главная улица, а все остальное — трущобы, — сказал Каллен.

— Что вы делали в Париже, когда так долго ожидали Билла?

— Да так, ничего. Немного пошлялся. Без Билла это было совершенно неинтересно. Встретил двух приятелей, которых знал по Индии, и мы шлялись вместе, но я все время высматривал Билла. Вскоре я их оставил и начал посещать те места, что указаны в туристических буклетах. Некоторые из этих старых зданий довольно-таки красивы. Один такой замок был построен прямо над водой, на каменных арках, так что под ним протекала река. Это было замечательно. В самый раз для графини. Она живет в чем-то таком?

— Нет, — сказал Грант, думая о разнице между Шенонсо и Кенталленом. — Она живет в мрачном, самом обыкновенном доме с маленькими окошками. Комнаты скверные, лестницы узкие, а парадная дверь столь же привлекательна, как окошко для грязного белья. У этого дома есть еще две маленькие башенки на уровне третьего этажа, и в Шотландии это поднимает его в звании до замка.

— Это похоже на тюрьму! Почему она там живет?

— Тюрьма! Да ни одно управление тюрем не позарилось бы на этот дом. В парламент моментально поступил бы запрос по поводу отсутствия света, отопления, санузла, надлежащего сочетания цветов, эстетики и так далее. Она там живет, потому что любит это место. Однако я сомневаюсь, сможет ли она жить там теперь. Налог на наследство так велик, что ей придется продать дом.

— Разве это кто-нибудь купит?

— Не затем, чтобы там жить. Его может купить какой-нибудь спекулянт. Он вырубит деревья и снимет крышу. Должно быть, чего-то он стоит. Крышу им придется снять так или иначе, чтобы избежать уплаты налогов на дом.

— Ха, все разлетается в прах, — заметил Каллен. — А нет там, случайно, рва?

— Нет. А в чем дело?

— Я должен увидеть ров, прежде чем вернусь в ОКЭЛ. — После недолгого молчания он добавил: — Я на самом деле очень беспокоюсь за Билла, господин Грант.

— Да, я вас понимаю.

— Это было очень любезно с вашей стороны, — неожиданно сказал Каллен.

— Что именно?

— То, что вы не сказали: «Не беспокойся, он найдется, живой и здоровый». У меня просто-таки руки чешутся, когда кто-нибудь говорит: «не беспокойся, он найдется». Такого я мог бы и задушить.

Отель в Мойморе был миниатюрной версией Кенталлена, но без башенок. Однако он был чистый прямо-таки до блеска и веселый, а на деревьях, что росли за ним, появлялись листья. В небольшом, выложенном каменными плитами холле при входе Каллен заколебался.

— Я заметил, что в Великобритании люди не приглашают гостей наверх, в свои номера. Может быть, вы хотели бы подождать в салоне?

— Ах, нет. Я пойду наверх. Этот обычай идет просто от того, что салоны в наших отелях находятся так близко от номеров, что нет необходимости подниматься наверх.

Номер Каллена был с фасада, с видом на поля, реку и холмы позади них. Профессиональным взглядом Грант заметил поленья, сложенные в готовности у камина, и желтые нарциссы на окне. Да, у Моймора был такой уровень. Но, несмотря на это, сознание Гранта было всецело поглощено Калленом. Парень прервал свой отпуск и приехал в глухомань Каледонии, чтобы отыскать друга, который столько для него значил. Дурное предчувствие, от которого Грант не мог избавиться, росло в нем с каждым их шагом по пути в Моймор и теперь переполняло его просто-таки до омерзения.

Каллен вытащил из чемодана шкатулку для писем, поставил ее на туалетный столик и открыл. В ней было все что угодно, за исключением того, что необходимо для писания писем. Среди стопки бумаги, карт и буклетов туристических бюро были два кожаных предмета: записная книжка с адресами и бумажник. Из этого бумажника он вытащил фотографии и стал просматривать портреты улыбающихся женщин, пока не нашел того, что искал.

— Вот, пожалуйста. Я боюсь, что она скверная. Знаете, это просто любительский снимок. Сделанный, когда мы всей толпой были на пляже.

Грант взял фотографию почти что с неприязнью.

— Вот это… — начал Тэд Каллен, показывая рукой.

— Нет, минуточку! — сказал Грант, удержав его. — Разрешите, может быть, я кого-нибудь узнаю.

Он внимательно пригляделся к дюжине молодых мужчин, сфотографированных на веранде какого-то пляжного павильона. Они стояли, сгрудившись вокруг лестницы с поломанными перилами, в разных стадиях обнаженности. Грант быстрым взглядом окинул их смеющиеся лица и ощутил огромное облегчение. Никого из них он никогда…

И тогда он увидел мужчину на самой нижней ступеньке.

Он сидел, с ногами, вытянутыми на песке, с закрытыми глазами, обращенными к солнцу, и с несколько отведенным подбородком, как если бы он как раз оборачивался к товарищу, чтобы что-то ему сказать. Точно так же он выглядел в купе «Би-семь» утром 4 марта.

— Так что?