Поющие Вечности

Но… – он перевел взгляд на лежащее рядом с ним тело, которое, никто даже не подумал оттащить в сторонку. Её же убил не я, а Туман… Хотя… Какая разница, – ощущая как в его душе поднимается новая волна, еще больше и страшней предыдущей, подумалось ему. Тумана призвал я, и защищал он меня. А значит, я и отвечаю за все его действия. Пусть будет, как будет… Смерть, конечно неприятная, но зато я напоследок с ним встретился… Ради такого, можно и потерпеть. Интересно, удастся ли нам встретиться там, за гранью? И сколько волн я еще смогу выдержать?

Сейчас Артур отлично осознавал, что с ним происходит, и не питал иллюзий насчет собственного выживания. Чистота. Благотворная, светлая энергия. Главная сила и основа могущества бардов. Чем больше добра совершал бард, чем большему количеству людей и нелюдей он помогал, тем больше Чистоты становилось ему доступно.

Но, как и любое другое явление природы, Чистота имела свою противоположность. НЕчистота. Грязь. Зло.

Малые порции Грязи, появлявшиеся, например, при использовании бранных слов, переносились Бардами довольно легко. Острая, но непродолжительная головная боль, – это вполне терпимо. Собственная Чистота легко справлялось с небольшой примесью враждебной энергии.

Большие, – например, если бард был вынужден когонибудь ударить, сказать неправду, или отказывал в помощи искреннее в ней нуждающемуся, – могли вызвать серьезную и длительную болезнь.

Ну а убийство… Неправда, что барды не способны убивать. Способны – и лежащее рядом с ним мертвое тело лучшее тому доказательство. Вот только, и сам Бардубийца, будет наказан. Наказан собственным организмом, который просто не выдержит обрушившегося на него количества Грязи.

В лучшем случае Бард погибнет. Умрет от болевого шока во время одного из приступов, или будет милосердно пристрелен своим же собственным агентом. В худшем… Пару раз, Артуру доводилось бывать в спецпомещениях Московской психиатрической лечебницы, где держали тела нескольких Бардов, что выжили после свершенного ими убийства. Именно тела, – потому что разума в них уже не было.

– К счастью, – подумал Артур, ощущая захлестывающую его очередную волну Грязи, – мне это не грозит. Надо же, оказывается проблемы со здоровьем, могут иметь и свои преимущества.

Когда эта волна схлынула, он мельком ощутил, что его кудато несут. Зачем, – вяло изумился он. – Добили бы лучше на месте… И мне меньше мучиться, и им не возиться… Полные волнения выкрики и суета обычно спокойных и надменных Туата де Данаан, немного раздражали. Особенно бросалось в глаза полное тревоги лицо молодой Дини Ши, возглавлявшей звезду, и её странные возгласы, то ли призывавшие, то ли умолявшие какуюто Хранительницу.

Впрочем, это было уже совсем неважным. Накатывала новая волна, а сил совсем не оставалось… Мельком, Артур успел пожалеть, что так и не смог сдержать обещание данное Анастасии. «Придется ей искать другого барда», – подумал он и темная, затхлая волна, нестерпимо воняющая смертью, захлестнула его с головой, вышибив мысли и оставив только боль… Боль и отчаяние.

* * *

– Пресветлая, вы желали меня видеть? – невысокий, слегка полноватый человек в епископском облачении, согнулся в низком поклоне, демонстрируя выбритую на макушке тонзуру. Глаза святого отца светились преданностью и восхищением. Еще бы им не светиться! Не так часто простому священнику, которым он был еще совсем недавно, доводится общаться с самой настоящей святой! Пускай она даже из природной скромности и не стремится к земным почестям, предпочитая находиться в тени и помогая людям и церкви втайне, но уж онто, допущенный к сакральному знанию, был просто обязан оказывать ей все подобающие почести.

Вот и сейчас. Впрочем, одну небольшую вольность он себе все же позволял. Его спина была согнута в поклоне, но глаза так и не отрывались от стоящей перед ним женщины. Рослая, статная фигура. Длинные льняные волосы, заплетенные в толстую косу, спускающуюся до уровня бедер. Женщина, в полном расцвете сил и зрелости. А еще – невероятная, невозможная, абсолютно нереальная красота и одухотворенность, заключенная в каждом изгибе скрытого грубым монашеским платьем тела, в каждой черточке невозможно прекрасного лика. Красота не человека, но ангела, ибо человек просто не может быть столь прекрасен, как это совершенное создание Господа.

– Оставь, Афанасий. – Ровный, спокойнодружелюбный и невероятно мелодичный голос, который хотелось слушать и слушать, что бы ни говорила его хозяйка. – Ты же знаешь, я не люблю этого.

– Как прикажете, Пресветлая. – Он всегда отвечал ей этими словами. Даже если бы она приказала ему немедленно совершить харакири, или вырезать всех новорожденных детей в городе, ответ был бы тот же. Но кланяться каждый раз при встрече он не переставал все равно.

Легкая, едва различимая тень недовольства скользнула в невозможно синих глазах закутанной в скромное монашеское облачение прекрасной женщины. Впрочем, голос не изменился, оставаясь все тем же ровным.