Поющий омуток

Нынче зайцев расплодилось обильно. Умные и хищные соседские собаки таскали придушенных косых своим хозяйкам. В деревне гостил гончий пес Аргон, так этот совсем спятил, носился по долам и лесам, с рыданиями преследовал зайцев. Однажды моя теща мирно срезала груздочки, и внезапно на нее вылетел заяц, перевернулся в воздухе, как акробат, стреканул наискосок. За ним вымахнул Аргон и с этаким презрением посмотрел на обомлевшую среди рассыпанных груздей женщину: «Чего не стреляла, раззява, прямо на тебя выгнал!»

Так что рыси ничего не стоило прихватить зайца на обед.

Сколько я бродил по лесам, но встретиться с дикой кошкою ни разу не довелось. Да и слава богу. Рассказывали, что зимой рысь порвала в деревне двух собак и своего дальнего родича кота Ефима, ленивого до обмороков. Говорили — она может затаиться на толстой ветке и терпеливо караулить, а потом кинется тебе на загорбок, железными когтями, клыками вопьется. «Вряд ли лесная кошка набросится на человека», — посомневался я тогда.

Но теперь эти разговоры вспомнились, я с оглядкой подхватил удилище и — скорей от берега.

Через луговину, насадив на штаны всяких цепких семян и пятен пыльцы, добежал до пасеки.

Совхоз держал несколько пасек, эта была самая маленькая, в три десятка ульев, и пристроилась за речкой чуть ли не напротив нашего дома. Отвечал за нее Петя-пасечник, мой приятель, живший в деревушке уже несколько лет. Дом ему дали совхозный, с омшаником, складом и сараем, на самой пасеке. Воздух там был медовый, перемешанный пчелиными крылышками, каждая работница оставляла за собою едва заметный золотистый след. Комарихи почему-то на пасеку не жаловали, и у Пети окошки всегда были открыты, только чуть призадергивались занавесками, украшенными мережкой — петушками.

Издалека я услышал стрекот ножной швейной машинки. Заглянул с дороги в окно: Петя шил что-то, нажимая педаль босою пяткой. Я окликнул его, он замахал рукой, приглашая входить.

— Погоди, счас строчку закончу! — встретил он меня и быстрее завертел колесо.

Петя, до того как освоить искусство медосбора, работал в небольшом райцентре портным и закройщиком, пользовался особым расположением жен и дочерей руководства, жалованье получал хорошее, честное, без всяких задних карманов. Маленький, тощенький, был он на самом деле жилист, физически очень силен, в ходьбе неутомим, в работе по-крестьянски упорен. Все эти качества для пасечного дела, да, наверное, и для любого бы другого, оказались куда как полезны. А пошел он в пчеловоды ради своей жены Маруси. Целебный воздух, лесные травы, мед и молоко, свежайшая рыбка, а главное, по-моему, душевный покой остановили беду, начали исцелять молодую женщину от жестокого недуга, который, по предсказаниям врачей, непременно свел бы в скором времени Марусю в могилу.

В избе порхала прохлада, пахло сухими травами: зверобоем, душицей, лекарственной ромашкой. Маруся приветливо вышла ко мне из-за деревянной переборки, обычной в наших уральских избах. Крупная в кости, большелицая, рослая, она казалась порядком старше Пети, хотя были они одногодками.

— Платье мне шьет, — почему-то шепотом сообщила она, кивая на согбенную спину заработавшегося мужа. — Да к чему мне здесь-то новое платье?

— Здесь не здесь, а без новых платьев женщина быстрее стареется, — умудренно возразил Петя, каким-то чудом сквозь звоны и стрекот машинки Марусин шепот услышав; должно быть, не впервые Маруся такое говорила. Он вытянул из «лапки» обе нитки, мигом перекусил их. — Счас медка нацежу, чай пить станем.

Поднялся, зашлепал по крашеным половицам растоптанными, бугристыми в суставах ногами.

— За приглашение спасибо. Но я прибежал к вам со страху. Рысь видел. Совсем близко отсюда. Отогнать бы. Ружье у тебя хорошее…

— С ружьем выйдешь — он за километр тебя обойдет, — покачал головою Петя.

Принес тарелочку, до краев налитую насквозь светящимся, точно в нем навсегда сгустилось солнце, янтарным медом; сверху лежал неизвестно откуда попавший лепесток ромашки, отражаясь в глубине.

— Отведай, а я тебе расскажу, какая у меня и у Маруси с ним встреча была.

Петя почему-то упорно называл рысь в мужском роде. Самовар у них оказался горячим, от него пахло дымком сосновых шишек. Маруся отвернула узорный краник, налила всем по чашке, добавила крепкой заварки чая и целебных трав.