"Нет, – сказал Пиня, – я не философ, я совсем наоборот, я русский". Ему было приятно внимание больших мальчишек, и даже смех не обижал его. – Мой, отец придумал назвать меня так! А имя произошло от моей мамы, ее зовут Нелли, и числа одного, пи, ну которое весит три целых и четырнадцать сотых, как я, когда родился. Папа рассказывал это и еще рассказывал, что долго пробивал, чтобы назвать меня так, пробил все-таки".
Рассказ Пини облетел всю школу. На него приходили смотреть даже гордые десятиклассницы, которые по своей гордости обращают на первоклашек не больше внимания, чем на снежки, которые им бросают вслед все мальчишки школы от мала до велика.
Смотрели на Пиню, как на большую редкость, а он не загордился, по-прежнему был в обращении прост и всем желающим повторял свой рассказ.
– Знаете, ребята, я книгу написал, – не справлясь с дыханием, сказал Пиня. – Фаза, а чего нога у тебя тощая, сидеть больно? – заметил он тут же.
Фаза подкинул его на ноге вверх. Пиня растянулся, и тетрадка вывалилась у него из рук.
– Читайте! – разрешил Пиня, когда увидел тетрадку в руках у Фазы. – Может, переделать чего надо? Критикуйте меня, не бойтесь, я не обижусь, стерплю.
Можно было засмеяться. Смешной первоклассник Пиня, весь смешной, хорошо над ним подтрунивать, светло становится на душе! Но никто не засмеялся, стянуло им всем от зависти рты, губы засохли, не получалось обычного смеха.
"Книгу написал", – пронеслось у всех одновременно в голове. Такое им на ум не приходило, а ему пришло – силен бродяга! Им жить скучно, а выход, оказывается, есть – надо книгу писать! Уж им-то, во всяком случае, есть чего написать; побольше, чем Пиня, живут на свете. До чего же шустрый нынче первоклассник пошел! Один книгу написал, ведь только читать выучился, всего-то полгода ездит авторучкой по бумаге, другой, говорят, рояль чуть не ухлопал, как на нем играл! Надо же, во дают!
– Читай, Фаза, вслух!
Затихли. Тишина, какой в классе не бывает. Фаза прочитал.
– Да! – сказали старшеклассники. – Здорово! Главное, коротко, а сколько характеров отразил, судьбы людские начирикал, мороз по коже! Ты чей, Пиня, наследник, на ком воспитывался?
– Я знаю сам, что некультурный, никто меня сейчас не воспитывает, мама в больнице, а отец работает или переживает. Может, про Саню вычеркнуть, что он дурак, скажите, я доработаю.
– Ничего не надо дорабатывать! Изъять, конфисковать его произведение для истории и повесить под стеклом в вестибюле, пусть все его читают.
– Разрешите, мой молодой друг, товарищ писатель, взять у вас интервью для стенгазеты или для радиогазеты? – сказал подхалимским голосом Фаза и изогнулся перед Пиней в три погибели. И волосы его, длинные и прямые, упали на ступеньки.
– Чего? – испугался Пиня. – Больше взять у меня нечего, кроме тетрадки, да и то она по русскому! Не бери у меня ничего, Фаза!
Фаза брезгливо отстранился от испуганного Пини:
– Ничего материального мне не нужно! Расскажи те, что вы читаете, на чем выросли?
– Читаю? Недавно прочел сам "Курочку-рябу" и сказку "Три медведя". Это про Машу, как она к медведям завалилась. "Мойдодыр" читал, а сейчас пока читать некогда, по хозяйству всё, тарелки мою. Ну я пошел, а то совсем я опоздал, а тетрадку себе берите, я все помню!
Пиня отправился в школу, а они остались сидеть всё на тех же ступеньках лестницы и сочинять про себя свои книги. В уме у них хорошо получалось, но стоило им вечером дотронуться пером до бумаги, как мысли их превратились в тяжелые камни и чувство юмора, не покидавшее их никогда, вдруг изменило им. И они, сидя перед чистыми тетрадками, так ничего в них и не написали. Не пришло еще для них время, не зажегся в них огонь вдохновения, который зарождается в недрах души в момент сильного душевного переживания, как случилось с Пиней.
Пиня, признанный старшеклассниками как большой писатель, явился к концу второго урока. Без разрешения он сел за свою парту и начал разбирать ранец.
Наталья Савельевна лишилась на мгновение дара речи. Потом тихо спросила:
– Глазов, что случилось? Кто ты такой, чтобы входить так в класс?
– Я писатель, Наталья Савельевна. Я только что написал книгу. Ее отобрали у меня для истории старшеклассники, – не вставая, сказал усталым и осипшим голосом Пиня Глазов.
Наталья Савельевна, пораженная, совсем растерялась. Она помолчала, собираясь с мыслями, с духом, а потом, не обращая внимания на Пиню, сказала расшумевшемуся классу:
– Через два дня пойдем с вами на прогулку и посетим дорогое для всех нас, ленинградцев, место. Кто будет шуметь и отвлекаться на уроках, тот не пойдет. А кто опаздывать будет, тот наверняка не пойдет, несмотря на то что писатель!
– Не буду опаздывать, – сказал Пиня, – я совсем нечаянно!
Больше Пиня не опаздывал, больше не писалось ему в дороге, и он остался пока автором одной первой книги своей. А что дальше его ждет – не смогла предусмотреть Наталья Савельевна, не хватило у нее фантазии для Пини Глазова.