Старый герб Тихвина — щит, олицетворяющий его извечную воинскую славу. Здесь уже сотни лет назад были биты интервенты… Но боевой щит лишь обрамление фигуры бегущего лося, высекающего копытами искры. Тихвинцы говорили нам, что видят в этом простор и богатство своего края и традиции кузнечного дела, известного здесь издавна… И старый город на зеленых холмах жил мирной трудовой жизнью.
По вокзальному шоссе неслись машины с продукцией тихвинских предприятий — мебель, лес, бокситы. А тополевая аллея на высоком берегу Тихвинки вела к цели нашей поездки — Дому-музею Римского-Корсакова.
Своеобразной красоты деревянное строение с изогнутым парусом над крыльцом, с мезонином, скрывающимся в серебряных ветвях тополей. Здесь родился композитор, здесь прошло его детство, и впечатления русской старины, живая память о силе и красоте народной навсегда вошли в его музыку:
Прошло меньше двух лет, и когда утром 9 декабря 1941 года мы шли по улицам только что освобожденного от фашистских захватчиков Тихвина, трудно было узнать его.
Долго стояли мы у чудом уцелевшего дома Римского-Корсакова. Двери его распахнуты, сени забиты пустыми бутылками с ярлыками разных стран — тут пьянствовали «победители», подло оскверняя реликвию, дорогую сердцу советских людей.
Помню, какое волнение охватило всех нас, когда из кучи обломков был извлечен бюст Римского-Корсакова. Десятки рук протянулись к нему, чтобы бережно стереть пыль. Бюст тоже чудом уцелел, и когда поставили его на разбитый рояль, в комнате словно стало светлее…
К нам подошел старый учитель соседней школы. Все время хозяйничания гитлеровцев он жил на окраине города, соседи скрывали его под видом дворника.
— Вы многое еще увидите и услышите о нашем городе и наших людях. Посмотрите — дверь дома Римского-Корсакова исписана мелом. Как ни бесновались фашисты, на ней снова и снова появлялась надпись на немецком языке: «Vas brauchst du schou waber bei uns?!» («Что тебе у нас надо?!»)… — старик помолчал, оглядывая советских офицеров. — Я учитель пения, — продолжал он, — не знаю, все ли тут по немецкой грамматике верно, но тихвинцы знали русский перевод и гордились смелыми ребятами и посмеивались, когда офицерские денщики, ругаясь, стирали надпись… Тихвинцы ждали, когда она появится снова. И она неизменно появлялась — до самых последних дней…
Красноармейцы и местные жители гневно сбивали доски с немецким названием главной улицы города — «Гауптштрассе». Теперь и навсегда она снова — Советская.
В разбитой аптеке разместился советский комендант Тихвина, на полуразрушенных домах появились самодельные вывески: «Райком партии», «Райсовет», «Милиция»… Пройдет немного времени, и старинный русский город возродится к новой жизни, но сейчас мы покидаем Тихвин. Части стремительно движутся вперед, преследуя отступающих гитлеровцев.
У нас, политотдельцев, прибавилось дел — помогаем представителям райкомов и райисполкомов восстанавливать Советскую власть в освобожденных селах: наверное, это самая приятная работа на войне!.. Но не самая легкая… Мы первыми прибывали в деревню, откуда только что выбиты оккупанты, нужно было быстро разобраться в обстановке, это называлось у нас «политразведка»… Никогда не забуду первой своей «политразведки» в деревне с милым названием «Валюшка». По заданию политотдела я написал статью для нашей армейской газеты. Вот выдержки из нее: