Пока часы 12 бьют

Недоверчиво хмыкнув, я собралась переключить дальше, но пульт неожиданно выскользнул из рук и оказался между подлокотником и стеной – так просто не достать. Вроде бы и не сильно он мне нужен, но я все равно полезла за вредным придатком от телевизора. Пока отодвигала диван, задела стоящий рядом стеллаж с книгами, из которого, по закону подлости, с самой верхней полки, выпал старый школьный фотоальбом, и, больно стукнув меня по макушке, приземлился на пол, раскрывшись на одной из фотографий, что я бы предпочла не видеть.

Такие молодые и счастливые, красивые, беззаботные, рядом, но не вместе… Последний раз…

Не выдержав, я все-таки схватила и швырнула фотоальбом в стену. Не телефон, так хоть его… Вредная книжонка же, словно в насмешку, разлетелась бумажными птицами-страницами, с давно позабытыми, нарочно стертыми из памяти лицами, выплюнув к моим ногам ту самую, что я старательно спрятала под стопкой других фотографий, каждый раз собираясь сжечь, и каждый раз убирая на место.

Ладонь в ладони, глаза в глаза, и больше никого вокруг. Одни на целом свете. Так близко и так бесконечно далеко. Последний танец, он же первый и единственный, легкой дымкой растаявший поутру, оставшись лишь в воспоминаниях. Танец длиною в целую жизнь…

Заиграли куранты, отмечая отсчет последних минут до конца уходящего года. Зажав в руке злополучную фотографию, я кинулась к блокноту, вспоминая, куда могла засунуть ручку и где взять спички.

Бом-м-м…

Огрызком найденного в шкафу карандаша на куцем клочке бумаги принялась спешно строчить желание.

Бом-м-м…

Бом-м-м…

Руки тряслись, бумажка отказывалась загораться.

Бом-м-м…

Бутылка с шампанским не поддавалась.

Бом-м-м…

Бом-м-м…

Хлоп!

Бом-м-м…

Бом-м-м…

Чин-чин!

Успела…

Осушив залпом фужер шампанского, заглотив остатки непрогоревшей бумаги, откинулась на стул и расхохоталась, мешая смех и слезы, размазывая косметику по лицу.

Боже, мне тридцать лет, а я до сих пор веду себя как ребенок, наивно веря в чудеса.

Скомкав фотографию, что все еще сжимала в руке, я запустила ею в диван, но тут же, опомнившись, кинулась следом и, подобрав, бережно расправила памятный кусочек бумаги. Что ж, пусть эта ночь станет очередной ночью воспоминаний.

Шампанское и слезы закончились быстро. В голове шумело. На полу, в свете мигающей гирлянды, яркими пятнами поблескивали аккуратно разложенные фотографии… Мгновения беззаботного детства, счастливой юности, первых чувств, робкой любви, переживаний, терзаний, сомнений… Всего того, что сейчас так не хватает. Вернуться бы в прошлое хоть на денёк, коснуться горячих ладоней, утонуть в карих глазах, растаять от улыбки, вдохнуть давно позабытый аромат…

Неудержимо клонило в сон. Утекало сквозь пальцы время, разрушая хрупкость момента, возвращая в реальность.

Кое-как я доползла до кровати и рухнула плашмя, закутываясь в старенькое одеяло.

С новым годом, Антонина…

Бом 1

– Тонька! Тонька-засонька, вставай, новый год проспишь! – вырвал меня и сна ласковый голос мамы. – Тебе Юра уже звонил, и Ася заходила.

– Мам, еще пять минут. Сегодня же выходной, – сонно буркнула я, натягивая одеяло и переворачиваясь на другой бок.

Стоп. Мама? Откуда?

Я рывком соскочила с кровати, и звонко шлепая босыми ногами по полу, побежала на звук маминого голоса.

– Мам, ты как здесь… – растерянно замерла я на пороге кухни, разглядывая помолодевшую мать. – оказалась…

– Что значит «как оказалась?» – повернулась мама с горячим чайником в руках и подозрительно на меня косясь. – Я вроде никуда не уходила. Это ты с друзьями гулять хотела. Там Ася уже тебя заждалась…

Ни слова не говоря, я кинулась в ванную, к самому большому зеркалу: цветная челка, косы, серьги, огромные глаза на пол-лица, впалые щеки, гладкая кожа… и рассеченная бровь. Мне снова пятнадцать? Я все еще сплю…

– Тоня, что случилось? – слегка напуганная мама зашла следом за мной.

– М-мам… а… а п-папа? – дрожащим голосом через силу выдавила я из себя, с надеждой глядя на мать.

– А что папа? – не поняла она меня. – Отсыпается вон, напраздновался вчера…

Я бегом кинулась в спальню, не слушая дальнейшее мамино бухтение.

– Папа… – я рухнула на колени рядом с кроватью, где сладко храпел пьяный отец и прижалась к самому родному мужчине. – Папа! Я так по тебе соскучилась… Мне так много надо тебе сказать…

– Тоня, ты что, все-таки пила вчера? Это папа тебе налил, да? Ты себя странно ведешь, – мама зорким наблюдателем следовала за мной по пятам. – Зачем ты к отцу полезла? Дай ему проспаться, потом все выскажешь.

– Нет, мам, все замечательно. Я трезвая. Правда! Хочешь дыхну? Это я новому дню так радуюсь, – расплылась я в счастливой улыбке кидаясь с объятиями к матери. – А Юрка правда звонил? Давно? Ты же отпустишь меня погулять?

– Все-таки Юра… – хитро заулыбалась мама, понятливо меняя тему. – Ты же говорила, что он урод, что ненавидишь его, плакала вчера, что бровь тебе разбил.

– Нет. Юрка – он самый лучший. Правда-правда. А бровь он нечаянно разбил, когда на горке катались. Не удержал просто. Я сама виновата, – закружилась я по комнате, подпрыгивая от переполнявшего меня счастья.