Пока драконы спят

Икки примкнул к племени дейч, наемникам, обожающим разгульное веселье и звон мечей. А вот понравилось ему. Пей да танцуй, люби рыжекосых дев да спи с утра до вечера, с вечера до утра. Ха-а-ар-рашо! Вот только не давали покоя мысли об отце, родной Китамаэ, о том, что надо отомстить и вернуться. Потому что тяжко, когда покоя нет и уверенности в том, что жизнь твоя – не пустышка, ведь предназначен ты для большего, а согласился променять себя на ерунду только потому, что большее у тебя отняли!..

Вкушая пищу у костра стариков, не насмехался Икки над немощью, но слушал мудрых. И понял он: в Мире Гардов лучше всех благородным живется. И если по крови Икки, он же Бьярни Узкоглаз, в бароны и графья не годился, то на войне и в турнирах можно заработать имя и славу, почет и увесистые кошели, полные эре, а следовательно, и право творить разбой и смерть безнаказанно!

Одна война, вторая, третья…

Взятие прославленного замка…

Посвящение в рыцари…

После стен Йотунборга, проломленных плечами Бьярни, закаленный битвами граф де Вентад много странствовал по Мидгарду. Злые языки утверждали, что вельможа не только в турнирах участвовал, но и на дорогах свирепствовал, а бондов зарезал больше, чем бубонная чума скосила. Но прежде чем убить, допрос устраивал – с пытками лютыми…

Однажды в пути рыцарь занемог, едва Проткнутому душу не отдал. А чуть оклемался, сразу женился на прекрасной даме. Ведь замок жалованный простаивал, должок копился. А если стребует Магнус Зловредный по чести и совести и, не получив свое, попросит вон? С тех пор де Вентад турниры забросил, далеко не выезжал, завел на содержании верную дружину. Дочь у него родилась – девочка болезная, а все ж родная кровиночка. Да и мстить уже не хотелось, Проткнутый с ним, с даром-талантом.

Прости, отец, сына твоего Икки, Бьярни-берсерка, графа де Вентада.

Прости!

16. Панцирь черепахи

В Замерзших Синичках была школа. Самая обычная. Весной и летом – пяток лавок у костра на закате; днем работать надо, а не россказни слушать. Зимой, в холода, мэр разрешал ребятишкам собираться в его огромной бане, полгарда за раз помыть можно. Но зимой – только днем, никаких закатов! Проткнутый упаси по темноте залезть в нечистое место! Вдруг встретишься с банником или русалкой, что спряталась от морозов за печью? Русалка ведь зимой свирепей палэсьмурта. С голодухи может черноволка загрызть. Русалка на снегу – страшилище грозное. И не верится, что летом острогой в камышах бил, не боялся. Летом она точно девушка-утопленница, что в иле отдыхала пару седмиц. Только чешуекожая. Острогой хрясь – и неси тушку домой, в горшках по кусочку запекай. Мама Эрика лучше всех умеет закоптить хвост русалки. Копченый жирный хвост с мясистым гребнем-плавником – ух и ах, объеденье!..

Так вот, школа была. А учительствовал в той школе отец Теодольф Заумник, мужчина серьезный и очень строгий. Малышам он пояснял Заповеди Проткнутого, внушал уважение к рунам и чтению, каллиграфии и арифметике. Эрик в той школе уму-разуму набирался вместе с Гель и остальной ребятней. Но гард Замерших Синичек остался далеко за морем. Здесь же, в Пэриме, детишкам предстояло учиться в Университете. В том самом! Самом известном!

Именно в Университет пригнал рабов новый хозяин, по пути сменивший странную личину на образ опрятного старикашки. Как выяснилось, холщовая рубаха до пят – единственная одежда, которую он носил зимой и летом. Он мылся в рубахе и спал в ней же. Обувь не признавал вообще. Говорил, надо чувствовать опору под ногами. Босиком ходил по снегу и льду, по раскаленным камням и мусору площадей – и ничего не липло к его мозолистым пяткам. Оказалось, старикашка – сам Ректор Университета, и звали его… Никто не знал, как его зовут, ибо тщательно скрывал он тайну имени своего. И студенты, и мастера называли старца просто и незатейливо – Ректор.

Эрик смутно помнил, как попал в огромное здание, где его отмыли и напоили, накормили и дали выспаться. Разговоры незнакомых людей были подобны полету ночной птицы над головой: шш-шш… ш-шш-ш. Ректор – негодяй изрядный, загнал талантливых детишек… шш-шш… да только иначе нельзя, инквизиторы в любой момент… ш-шш-ш…

С Эрика сняли рванину – подумаешь, без разницы. Он слишком устал, чтобы хоть как-то реагировать на происходящее. Одели в свежее – ну и что? Но стоило ему заметить миску с похлебкой да круг жареной колбасы, как в глазах его проснулся интерес. О, пища богов! Сам Проткнутый не испытал подобного удовольствия, когда из тела его вынули копья! Эрик с удовольствием засопел и зачавкал, жир капал с подбородка на обнову. Он сжевал колбасу и влил в глотку наваристую похлебку, а потом, забывшись, вылизал миску и даже маслянистые капли на столе промокнул языком.

И услышал:

– О Господи! Старик опять привел Свистун знает кого! Лучше б инквизиторам оставил!

* * *