Читаем Пока еще ярок свет… О моей жизни и утраченной родине полностью

Мой дед Керн был родом из Прибалтики. Я была едва знакома с ним и почти ничего о нем не знаю. У меня была возможность расспросить о нем бабушку, но все, что касалось Аносовых, интересовало меня больше. Семья Керн была частью моей повседневной жизни, в то время как Аносовы в моем воображении принадлежали к героическому и таинственному миру, миру мечтаний и сожалений.

Бабушка воспитывалась в женской гимназии в Самаре, выпускницы которой становились хорошими хозяйками дома. Она рассказывала нам, что завершила свое образование самостоятельно, уже в замужестве, восполнив пробелы обучения. Она вышла замуж в шестнадцать лет. Это от нее мама унаследовала чувство юмора и дар беспристрастно оценивать свои собственные действия.

Комната бабушки выглядела старомодно. Кровать была покрыта белым пикейным покрывалом с широкой кружевной каймой, связанной крючком, и подушки лежали одна на другой в порядке убывания размера. Последняя, совсем маленькая, называлась «думка».

На столике у изголовья лежали три большие книги: Библия, «Подарок молодым домохозяйкам» – поваренная книга, которую бабушке подарили на свадьбу, и «Круг чтения», составленный Толстым, с выдержками из произведений религиозных писателей и философов для ежедневного чтения.

Как я уже сказала, бабушка взяла на себя все заботы по дому. Она никогда не оставалась без дела. Она вязала нам коричневые шерстяные юбки, отделанные синими фестонами, в которых было очень уютно в морозы. Когда мы болели, она часто спала с нами на большом диване в своей комнате, чтобы удобнее было ухаживать за нами.

Бабушка была настроена мистически. Она думала, что видимый мир и невидимый общаются непрерывно. Она верила в ангелов-хранителей и покровительство умерших родителей. Она говорила: «Детки, надо верить, что кто-то из наших предков усиленно молился, чтобы наши сыновья не пошли на войну». И действительно, насколько я помню, ни одного человека из нашей семьи не взяли на фронт. Во время войны 1914–1918 годов дядю Николая не мобилизовали. Бабушка повторяла: «Кто-то молился и молится, ибо молитва не умирает».

Она рассказывала нам таинственные семейные истории, в которых передача мыслей на расстоянии, предчувствия и предостережения играли важную роль.

Бабушка не слишком далеко продвинулась в своем образовании, но обладала глубокой мудростью. Свое мнение относительно любого события она высказывала обоснованно, уверенно и с неподражаемым остроумием. В каждом случае она знала, что нужно делать. У нее был целый букет принципов, в которые она непогрешимо верила, и их можно было применить при любых обстоятельствах.

Она говорила: «Лучше иметь оплачиваемую работу, чем свой собственный бизнес: это менее рискованно и не приносит в жизнь тревогу и беспокойство. Всегда лучше сидеть за уже накрытым столом, чем самому готовить еду».

«Нужно заставить людей понять, что ты – это нечто важное. Если ты не будешь себя ценить сам, никто этого не будет делать».

«Любят богатых, веселых и счастливых. Если вы бедны, грустны или разочарованы, не показывайте этого. Это не трудно скрыть, достаточно держать проблемы в себе и не жаловаться. Иногда нужно потребовать, но никогда нельзя жаловаться».

«Не нужно откровенничать. Никогда. Ни с кем. Если ты скажешь кому-нибудь то, что хочешь сохранить в тайне, рано или поздно пожалеешь, так как будешь бояться, как бы этот человек не сообщил тому, от кого ты хочешь скрыть, и это повредит вашим отношениям. Если ты думаешь, что никто не ценит тебя, помни, что для себя самого ты самый важный человек в мире. Не позволяй другим подавлять себя».

Я думаю, что у бабушки был пессимистичный взгляд на человечество. Она, несомненно, много страдала в своей жизни.

Супружество было для нее источником тяжелых страданий, и в момент полного смятения она стала думать об уходе от мужа. Она обратилась за советом к матери, и та сказала ей: «Замужняя женщина должна все сносить с терпением и послушанием». Страдать молча, нести все с покорностью – это предписывалось религиозными нормами и правилами поведения женщин в семье моей бабушки, но она не предъявляла тех же моральных требований к своим детям, так как поддерживала маму во время ее развода.

Бабушка рассказывала нам о нашей тете Жене. Она говорила: «Моей бедной малышке не везло в жизни».

Тетя Женя была намного миниатюрнее мамы, круглолицая, с каштановыми волосами. Она была бодрой и милой, но не имела маминых изящных манер. Она очень добросовестно отучилась в лицее, любила читать и прекрасно играла на фортепиано.

Приходя к нам, она почти все вечера музицировала с папой, который играл на скрипке. Произведения великих композиторов для фортепиано и скрипки сделались частью моих детских воспоминаний. Слушая их, я возвращаюсь в уютную атмосферу нашей гостиной и вспоминаю внимательное лицо тети Жени, склонившейся к клавиатуре.

Перейти на страницу:

Все книги серии Семейный архив

Из пережитого
Из пережитого

Серию «Семейный архив», начатую издательством «Энциклопедия сел и деревень», продолжают уникальные, впервые публикуемые в наиболее полном объеме воспоминания и переписка расстрелянного в 1937 году крестьянина Михаила Петровича Новикова (1870–1937), талантливого писателя-самоучки, друга Льва Николаевича Толстого, у которого великий писатель хотел поселиться, когда замыслил свой уход из Ясной Поляны… В воспоминаниях «Из пережитого» встает Россия конца XIX–первой трети XX века, трагическая судьба крестьянства — сословия, которое Толстой называл «самым разумным и самым нравственным, которым живем все мы». Среди корреспондентов М. П. Новикова — Лев Толстой, Максим Горький, Иосиф Сталин… Читая Новикова, Толстой восхищался и плакал. Думается, эта книга не оставит равнодушным читателя и сегодня.

Михаил Петрович Новиков , Юрий Кириллович Толстой

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное