Пока есть просекко, есть надежда

Снова на мотоцикл. С каждым километром нервное возбуждение инспектора возрастало. «Анчилотто был виноделом, – рассуждал Стуки. – А многие отличные вина представляют собой смесь разных сортов винограда, хорошо сочетаемых друг с другом. План графа – как вино. Наверное, это принесло ему большое удовлетворение, прежде чем он предпринял отчаянный шаг: осознание того, что и Спеджорин вскоре тоже окажется под землей. Все уже спланировано и подготовлено. В августе, когда жена инженера на море. В первый же грозовой вечер. После того, как накануне был прочитан в интернете прогноз погоды и получена нужная информация от ни о чем не подозревающей любовницы Спеджорин. Машина на большой стоянке, в очень уединенном месте. Пройти подальше от любопытных глаз, притаиться за живой изгородью и бах-бах-бах! Прощайте, инженер!

Потом трюк со вторым пистолетом, чтобы еще больше замутить воду. Дальше признание Питуссо. Время, необходимое для того, чтобы избавиться от орудия убийства и преспокойно уехать, пересечь границу и потеряться. Возможно, имея уже при себе билет на самолет до Загреба или одного из чудесных городов в Индии, а может, в Таиланде. Конечно, Анчилотто пришлось ей довериться: Франческа могла и не исполнить уговора. Они были близки, но ведь не связаны навечно. Однако такой опытный мужчина, как граф, без сомнения, предпринял кое-какие меры предосторожности. Например, банковский счет, который откроется только тогда, когда фотография инженера будет напечатана на первых полосах газет в статье с новостью о его убийстве.

Инспектор остановил мотоцикл у реки. Подобрал на берегу несколько камешков и сел на деревянный пирс. Любопытные утки стали подплывать поближе. Стуки выбрал самый плоский камешек и бросил его по касательной к поверхности воды. Оставляя круги на воде, камень, словно лягушка, поскакал к другому берегу.

Кто знает, как повел бы себя в этой ситуации он сам? Стуки-мужчина, а не Стуки-полицейский. Если бы ты потерял единственного сына, что бы ты сделал? И если задуматься над причиной этой боли, сколько гнева вместило бы твое сердце? Ты точно уверен в том, что доверился бы правосудию? Вел бы себя рассудительно, говоря сам себе, что необходимо наказать этих преступников, чтобы они больше никому не могли причинить такую боль… Стуки крепко сжал в руке камешки.

Ты бы рассуждал так спокойно и цивилизованно? Или бы твой мозг взорвался, и ты бы уничтожил все вокруг? Потому что суть в том, что дети не должны умирать по чьей-то вине. Никогда! И потом, правосудие или нет, но уже поздно. Паутина жизни рвется, и тогда всё к чертям! Все, что не помешало случиться этой трагедии. И теперь пусть свершится то, что проносится в животе, вдоль мышечных волокон и в мозгу у рептилии, которая пожирает плоть млекопитающего. Ты бы в него выстрелил, Стуки? Ты со своей персидской вежливостью?

Смеркалось. Инспектор задумался, не дать ли Франческе лишний день, чтобы получше замести следы? Она должна была сделать все в совершенстве, поэтому и готовилась несколько месяцев. Это был ее шанс. Анчилотто понял это сразу же после того, как испытал девушку, послав написать ту фразу на стене цементного завода. Желтого цвета, как машина, которую он ей подарил. У Франчески не было ни привязанностей, ни сожалений, ни мук совести, которые связывали бы ее с этими местами. Найти девушку будет непросто.

– Выследить ее будет нелегко! – воскликнул комиссар Леонарди.

Они ждали инспектора в полицейском управлении допоздна, всей командой. Внимательно выслушали его рассказ. Все сходилось. Теперь мяч переходил к другим игрокам. Комиссар Леонарди набрал номер начальника полицейского управления…

Стуки должен был рассказать все бармену Секондо. Тому было нелегко поверить в слова полицейского. Он то и дело глотал ртом воздух, брал в руки бутылку и через несколько секунд ставил ее на место, ополаскивал и принимался вытирать и без того кристально чистые стаканы.

– Вот она, власть зла, – произнес наконец Секондо.

– Как бы не так!

– Вы не верите, что зло так же сильно, как гравитация, и притягивает нас вопреки нашей воле?

Нет, вы только послушайте! Зло! От этих предрассудков у Стуки сводило желудок, словно от соуса из хрена на сыре с плесенью. Почему-то такого зла совсем не наблюдается в отношениях между опоссумами и ленивцами. Возможно, потому что количество животных, наделенных здравым смыслом, никогда не опускается ниже определенного порога. Или же причина в том, что показатель глупости достигает такого уровня, что умные индивидуумы вымирают просто потому, что отказываются размножаться? Вот так: пам! Всё и сразу. Очень просто. Жаль, что это необратимо. Вот это зло! Трудность возникает в понимании слова «необратимо».

– Если бы вы держали его под дулом пистолета, вы бы выстрелили в такого, как граф? – спросил Секондо.

– Я бы его арестовал, – ответил Стуки.

– Наверное, Анчилотто не возражал бы против того, чтобы его арестовал такой полицейский, как вы.

– Как я?

– Тот, который в компании не откажется опрокинуть стаканчик-другой.