Пока Фрейд спал

Еще пример. Популярная американская писательница Айн Рэнд категорически не умела описывать любовь. Разве высоким чувствам бывает объяснение? А у Айн Рэнд объяснение должно быть всему. И если любовь существует, то ее можно рационально познать. Поэтому для нее отношения между людьми по определению строятся на разумных началах. По сути дела, любовь у нее похожа на запрограммированную операцию: объект А должен вступить в связь с объектом Б на том основании, что оба они мыслят в едином рациональном русле. А то, что кандидат философских наук может влюбиться в глупую блондинку лишь потому, что у нее красивое тело, большая грудь или, скажем, красивые глаза (какой вздор! – воскликнет так называемый разумный человек), ей, по всей вероятности, было невдомек.

Нет, какие тут могут быть социальные объяснения?! Лишь наивный простак продолжает верить формуле, что базис определяет надстройку. И что бы ни говорили о кино и его искусственных способах отображения жизни, но люди охотно подражают героям любимых фильмов. Мелодрамы определяют романтическое поведение, боевики – степень героизма в обществе, а ужасы – умение бороться со своими страхами. Можно бесконечно перечислять все, что сделало голливудское кино с человеческим сознанием. Прически, одежда, повадки – все это перенималось зрителем. Экран диктовал моду.

5

Хотя будем откровенны, началось это еще с литературы, когда слепец Гомер создал моду на расписные щиты. Шло время, и затем уже рыцарские романы побуждали людей к подвигам (как оно было на самом деле и существовала ли рыцарская доблесть, еще большой вопрос). Зато когда Дон Кихот открыл для себя таинственный мир рыцарских романов, он уже не мог стать прежним. Мода на подвиги проложила ему дорогу в будущее. И пусть этот путь оказался весьма непростым – а местами и вообще абсурдным, – зато имя его осталось в веках, как знак безумного поклонения книжным образцам.

А вспомните, что случилось с Европой, когда вышла первая серьезная книга Гёте «Страдания юного Вертера»? Во-первых, имя Гёте прозвучало во всех уголках цивилизованного мира, а во-вторых, роман задал моду на самоубийства. Сентиментальный Вертер, главный герой романа, отвергнутый своей возлюбленной, сводит с жизнью счеты, но делает это, видимо, так красиво, что впечатлительный читатель того времени просто не мог этим не восхититься. А затем и повторить. Повальное увлечение самоубийствами появилась как раз тогда, и трудно сказать, виноват ли был Гёте или нет.

Поэтому в наши дни самые почтенные радетели морали запрещают смотреть телевизор – развращает он нравы, и все тут. Да и спорить тут не с чем – плохой продукт создает плохую моду, хороший – хорошую. А раз мы живем в такие времена, что новых Гёте еще ждать и ждать, приходится довольствоваться запретами.

Подражание глубоко укоренено в нас. Даже не хочется задумываться насколько. Может, оно и к лучшему – всегда есть повод свалить всю вину на другого. Например, на отца за то, что научил чавкать за столом. На мать за то, что часто пела в душе. На соседа, ежедневно бранившего свою жену и поднимавшего на нее руку. «А при чем здесь я, меня этому научили!» Или вот еще сильный аргумент: «Не я такой, а жизнь такая».

Бегство от моды лишает алиби. Так зачем же от нее отказываться? Жизнь – это смертельная болезнь, передающаяся половым путем. Давайте же примем этот диагноз с достоинством аристократа. Помучаемся, но красиво.

Подозрительность Глава о том, что без доверия к людям можно заболеть паранойей

«Подозрение всегда живет в душе преступной: каждый куст кажется вору сыщиком».

Уильям Шекспир. «Генрих VI»

1

Подозрение – начало любого детектива. Хотя нет, постойте, ведь еще ранее должно произойти убийство! Впрочем, в хорошем детективе мы знаем лишь о происшествии, но само убийство раскрыть придется во время расследования. И без подозрения здесь никак. Иначе к чему вообще проводить расследование, если и так все ясно?!

Сыщик обязан обладать подозрительностью, но хорошо ли обладать данными качествами не обремененному профессиональными обязательствами человеку? Нужно ли воспринимать окружающий мир с позиции недоверия? И не является ли это скорее показателем своей порочности, нежели порочности других?