— Знаю, знаю, конференция… Бесконечно малые открытия в области бесконечно малых… Докладчик — аспирант Букреева… Ох, Иван Аристархович… друг детства, враг отрочества… выпускает своего боевого конька… Вам обязательно надо быть на этой конференции?
Шеф любит задавать вопросы, не требующие ответа. Вот и это — вопрос-указание. Напоминание о скромном своем начальственном желании — чтоб его аспирант не лез в драку. До поры…
До какой поры!
И как смотреть в глаза Олежке? Витьке? Договорились ведь — двинуть скопом… Сколько же те — академические лысины — будут носиться со своими идейками, вышедшими из употребления еще в докибернетическую эру?
— Обязательно. Надо. Быть, — отчеканил, глядя прямо в бесцветные глазки. И они заморгали, заслезились даже…
— Хотите по-своему — не рано ли?
— Простите, опаздываю! — крикнул уже на бегу.
Бежал, ловил такси, возносился в скоростном лифте…
В зале захлопали, когда он запаленно ворвался в двери. Не ему — президиуму: только-только рассаживались.
Борис тут же начал строчить записку, чтобы дали слово, чувствуя в себе злое вдохновение: ох, выдадим сегодня!
Конференцию объявили открытой…
Шикарные фотообои, мебель темного дуба, на полках всяческие экзотические безделушки — не расставлены, а словно бы небрежно раскиданы. Кабинет впечатлял, хозяйка его — тоже.
Прекрасно, когда женщина одевается без этакой заявки: «Смотрите здесь, смотрите там!» Жемчужного отлива блузка, юбочка «Буффало-Билл», кольцо из перламутра — все было как бы прирожденным, и прическа — лишь оправа для нежной смуглоты лица. И разговор — без раскачки, сразу к делу:
— Диссертации пишутся, чтобы пылиться на полках. Нам нужно такое, чтоб журнал рвали из рук. Научный детектив — в этом роде.
Он мягко возразил:
— Детектив невозможен без разгадки, а у меня — всего лишь гипотеза.
— Подайте ее так, чтобы убедить: она-то и есть истина, в последней инстанции! Создайте гипноз гипотезы!
…Вот тут и всплыла строка: «Блестяща и остра, как лезвие имеретинской шашки…»
Может быть, Лидия в своем КБ смотрится так же? Но почему же дома женщины позволяют себе так расслабляться? В последнее время просто невыносимо ее вечное нытье, кутанье в пуховый платок. А нынешняя сцена? И такой он, и сякой — «вечная гонка за успехом, любым, лишь бы…»
Надо бы знать закон существования в науке: ты не затмеваешь, тебя затмят. И тут — вовсе не «лишь бы» напечататься, а сверхпопулярный журнал — сто очков вперед друзьям-соперникам по оперативности… Когда есть возможность сказать свое «э» раньше, чем Петр Иванович…
Все это он высказал Лидии и как будто убедил, а потом, уже по ту сторону логики, снова отчаянный взгляд и нелепая просьба: «Останься, отложи на другой день…»
Я отложу, и меня отложат. «Не давайте себя задвинуть», — говорил шеф, и правильно говорил, ориентировался старик, мир праху его…
Это был какой-то подспудный ход мыслей, не мешавший внимать такой же отточенной, как внешность, словно бы порхающей, но жуть какой целенаправленной болтовне… Эта — дело знала туго.
Для него был легко и свободно выстроен каркас статьи — бери, заполняй блоками; вырисовывались и манящие перспективы — почему не цикл статей, а впоследствии — не книга? «В жанре научпопа», — сморщился Витька, но разве это не снобизм?
Слушать было полезно и лестно, а смотреть… Да еще на фоне африканских масок, кубинских циновок…
В кафе, напротив окон, включили музыку — заигранный Макаревич хрипловато вещал:
Где-то она еще горела, эта свеча, внезапно он ощутил с пугающей четкостью силу, упругость мускулов, готовность легко вскочить, куда-то помчаться, обгоняя бег осенних листьев по асфальту. Может, рано списывать в архив то, что, казалось, ушло с молодостью, — мобильность мысли, тела, всего склада жизни… Почуялись какие-то скрытые возможности… Или — не такие уж скрытые?
Она замолчала, ища взглядом по столу, потянулась за сигаретами, прекрасная возможность показать, что ты не из леса, — и свой «Данхилл» предложить, и зажигалкой щелкнуть, и вообще…
— У вас, мне кажется, наступает обеденный перерыв? Что, если мы — ну, хоть в то кафе? Напротив? Или…
Она посмотрела, прищурясь, словно взвешивая предложение, и сказала решительно:
— Идет! Куда — я объясню после… Но у меня еще один десятиминутный разговор с техредом. Ждите у подъезда, ровно десять минут, я не из опаздывающих женщин… Сверим часы? Сколько на ваших?
Прозвучало по-командирски, он сдвинул рукав пиджака — какое все-таки старье эти узорные стрелки…
…Глаза заслезились. Прищурился. Лидия?
«У тебя еще полчаса в запасе. Подари мне из них десять минут. Если уж не можешь отложить…»
Вспыхнуло раздражение и вдруг угасло, он впервые заметил на лице жены лиловатые тени, завалы под глазами. И что-то незнакомое во взгляде — какая-то боящаяся себя, затаенная радость… или тревога?
— Послушай, а не стоило бы тебе показаться врачу? Что-то ты все хандришь… зябнешь… А?
— Я уже показалась, — без выражения, как-то бесцветно произнесла Лидия.