– Мне вряд ли можно помочь, я уже начинаю забывать… – вот и хорошо, думаю я, иногда лучше вообще ничего не помнить.
– Я не буду этого делать, тебе ясно? – достаточно громко говорю я, не давая ей больше сказать ни слова. Мне нужно быть непреклонным, иначе следом за ней подтянутся такие же,– Найди кого-нибудь другого, – обреченно бросаю я и накидываю капюшон, чтобы не видеть ее скорбного лица.
Она остается стоять на месте.
Оказавшись в машине, я пытаюсь завести мотор, это удается не сразу, но, чихнув, «Лада» всё-таки заработала и я давлю на газ до упора. Я приказываю себе не смотреть в зеркало дальнего вида. Но делаю это. Я сжимаю руль до боли. Я не уступлю. Но перед глазами все еще стоит образ потерявшей всякую надежду женщины.
Я так и не узнал ее имени.
Глава 4
Варя
Я почти дохожу до своей спальни, когда решаю развернуться и иду обратно. Слезы уже высохли, оставляя только неприятное першение в горле и резь в глазах. Я не привыкла плакать, обычно за меня это делает Наташка, я же всегда все держу в себе до последнего, пока меня не переполняет грусть настолько, что я бросаю всё и лечу куда-нибудь развеяться.
Там я встречаю какого-нибудь местного парня, и всё время провожу с ним, исследуя самые темные закоулки города. И боль уходила. Но со временем, не осталось ни одной страны, в которых я не была хотя бы раз пятьдесят. И я перестала покупать билеты.
Теперь мне достаточно слетать к морю, я подолгу сижу в одиночестве на пляже, размышляя, что я творю со своей жизнью.
Я медленно двигаюсь по коридору, несколько настенных бра выхватывают мою тень, делая ее более значимой, чем я есть на самом деле. Может быть, отец прав и я не способна нести ответственность за других, выбирая всегда себя. Я эгоистка. Всегда такой была.
Через несколько дверей, выполненных в стиле барокко, я останавливаюсь, золотистая ручка холодно поблескивает, но я не решаюсь войти.
Эта комната некогда была спальней матери, я помнила, что когда я была совсем крошкой, мама брала меня к себе. Воспоминание были обрывочны, часто не связанные между собой, да и со временем, я перестала за них держаться.
Я отчетливо помнила только ее веселое лицо, когда она читала мне сказку и прикосновение ее теплых ладоней. Я трясу головой, прогоняя ненужное из моей памяти, как собака от блох и открываю дверь.
Внутри было темно, сюда редко заходили, поэтому ставни были заперты, я не решаюсь их открывать, просто включаю лампу. Мой взгляд скользит по большой деревянной кровати девятнадцатого века, комоду с незатейливым узором и пустому туалетному столику.
Я замечаю в углу комнаты виниловый проигрыватель, облаченный в деревянный корпус, он стоит на низкой тумбе. Я подхожу ближе и стираю с него пыль.
Порывшись на полках, я нахожу пластинку Фрэнка Синатры, мне всегда нравился его слегка насмешливый голос и манера исполнения. «Мистер Голубые глаза», я улыбаюсь, вспоминая его.
Однажды, мне довелось с ним встретиться, в далеком 1930 году я переехала в Нью-Йорк, изучать искусство, но мне быстро надоел этот шумный город, заполненный людьми, мусором и крысами.
Я ужасно скучала по своей семье, путешествующей тогда по Италии. В рождественский вечер, 1942 году я бродила по улочкам и набрела на кинотеатр «Парамаунт», где выступал Фрэнк.
Это одно из моих самых любимых воспоминаний.
Я ставлю пластинку в проигрыватель и навожу иголку: «Сейчас, в конце пути», запел знакомый мужской голос, «Когда так близок час прощанья», я присаживаюсь в кресло и закрываю глаза, впервые в этой комнате кто-то был.
Я и тень былого Фрэнка.
Все уходили, и я уже не в состоянии отличить один год от другого. Слезы опять застревают в горле. Я вслушиваюсь в слова совсем иначе, чем много лет назад, каждая буква как нельзя подходила под мое настроение.
Не знаю, сколько я так просидела, уткнувшись в колени, размышляя, что ждет меня в конце, и какой он, этот мой путь. Когда пластинка заканчивается, я поднимаюсь на ноги, и беру в руки телефон.
– Алло, баба Фиса? – спрашиваю я, хотя узнаю ее прокуренный голос в трубке, – У вас сегодня тихо? – этот пароль должен был дать мне понять, могу ли я прийти к ней или нет. Этот способ придумала баба Фиса, чтобы облегчить всем жизнь.
– Варенька, – восклицает она, – У меня сегодня очень шумно, – понизив голос, отвечает баба Фиса и хрипло смеется. Это означает, что у нее собралась компания, и можно присоединиться к веселью.
Ее вечера были самыми лучшими, приемы, которые устраивала баба Фиса еще с тех времен, когда она владела трактиром на Бронной улице, отличались статусом и собирали все сливки общества в одном месте.
– Не поверишь, но я держала телефон, чтобы набрать тебя, ты давно у меня не появлялась, – сокрушенно добавляет баба Фиса.
– Учеба отнимает всё время, – вру я, словно это действительно было правдой и мне очень жаль
– Один очень настойчивый молодой человек ищет с тобой встречи, – загадочно произносит она, надеясь, что я начну расспрашивать ее о нем, но это последнее, чего я хочу.