Пока я мертва

Звук льющейся воды в ванной комнате заставляет меня остановиться и прислушаться. Какой смысл быть призраком, если не подглядывать за живыми? Но я сдерживаю желание заглянуть внутрь, хотя бы одним глазком, и прохожу мимо.

На кухне, Матвей успел включить лампу, уютный островок света выхватывает на столе завернутый в пакет хлеб, блокнот с шариковой ручкой внутри и женские очки. За окном еще темно.

Я осторожно присаживаюсь на табуретку, вспоминая наш большой дом, около моря, его уже давно не существует, но я до сих пор помню нагретый солнцем деревянный пол кухни и запах сладкой выпечки, витающий в воздухе. Тогда мама была еще с нами. Тогда мы все были счастливы.

– Кофе будешь? – спрашивает меня Матвей, я вздрагиваю, когда он входит на кухню. С его волос капает вода, от него пахнет цитрусовым гелем для душа. Он переоделся в растянутый темно-зеленый свитер и черные брюки.

Не дождавшись ответа, Матвей отворачивается от меня и, открыв шкафчик, достает медную турку. Насыпав четыре ложки молотого кофе, заливает водой и ставит на плитку.

Я молчу, просто смотрю на его широкую спину.

– Держи, – Матвей ставит передо мной дымящуюся чашку с ароматным напитком, и криво улыбается, – Можешь погреть руки, – я встречаюсь с ним взглядом, время будто замирает, и наедине остаемся только мы, – Или вспомнить его запах, – он первый нарушает эту минуту и отводит глаза, отходя к раковине.

Облокотившись, Матвей делает глоток.

– Спасибо, – произношу я сдавленным голосом, дрожащими пальцами обхватываю горячую поверхность старой кружки, когда-то на ней был нанесен растительный орнамент, сейчас же, только едва заметный рисунок, поблекший от прикосновений пальцев и губ…

Его губ?!

Я ощущаю горьковатый аромат кофе и стараюсь не думать об этом. Я благодарна Матвею за этот жест. Может быть, мы даже поладим.

Вдруг в комнату входит молодая худенькая женщина, я резко вскакиваю на ноги, забывая, что меня не видят. И перемещаюсь на безопасное расстояние, присаживаясь на подоконник, холодное стекло касается моей спины.

На женщине дешевый атласный халат, купленный за копейки где-нибудь на китайском рынке и черные волосы, собранные на затылке. Тонкие черты лица и грустная улыбка, этим Матвей похож на нее.

– Ты уже встал? – женщина косится на вторую чашку кофе и бросает на Матвея быстрый взгляд, – Это для меня? – он медленно кивает, она устало присаживается на мое место и берет в руки очки.

– У тебя утренняя смена? – кухня погружается в тягостное молчание для обоих. Женщина старается не смотреть на него, наверное, она боится увидеть скучающее, недовольное лицо ее сына. Мне становится неловко находиться здесь.

– Да, – холодно отвечает Матвей, отворачивается к раковине и включает кран, хрупкие плечи женщины опускается, она отпивает остывший кофе из моей кружки, почему-то мне хочется, чтобы она догадалась обо мне. Почувствовала, – Будешь бутерброд? – голос Матвея звучит глухо из-за бегущий воды, – Я могу сделать. Тебе нужно больше есть.

– Нет, спасибо, – даже я слышу неуверенность в ее голосе, но Матвею этого достаточно, он выключает кран и достает из холодильника масло, кладет его на стол, край его рукава обнажается, и я вижу на запястье две вертикальные полоски глубоких шрамов.

Я делаю вид, что не замечаю, но женщина совершает ошибку, задерживая на них взгляд. Матвей одергивает руку, его серые глаза темнеют, брови предостерегающе приподнимаются.

– Может быть, прогуляемся завтра, ты покажешь мне город, – быстро произносит она, чтобы замять неловкость, у нее едва заметно дрожит верхняя губа.

– Не могу, у меня дела, – под «делами» Матвей имеет в виду меня, – Тем более у тебя ночная смена, – пытается он сгладить грубость своих слов, я смотрю на женщину, разочарование проскальзывает в ее светло-голубых глазах, наверное, ей не впервой слышать отказ.

Она едва заметно вздыхает.

– Точно, я и забыла, – она отодвигает от себя кофе, и я отворачиваюсь к окну, – Ну, удачи тебе на работе, – я слышу звук отодвигаемой табуретки и неспешные удаляющие шаги за дверью. За стенкой раздается приглушенный звук телевизора.

Я соскакиваю с подоконника и раздраженно смотрю на Матвея.

Неужели он не понимает, как обижает ее?

– Ты всегда так разговариваешь с мамой? – я смотрю на него прямо, и он смотрит на меня в ответ. Я почему-то вспоминаю, как разговаривала с отцом. Таким же пренебрежительным тоном и у меня было намного больше времени, чтобы понять это.

– Мои отношения с ней, мое личное дело, – выделяет Матвей, и одаривает меня красноречивым взглядом.

– Да что с тобой не так? – я всматриваюсь в него сильнее, как в только что купленную вещь, и пытаюсь определить дефекты.

– Ты еще спрашиваешь? – Матвей опасно прищуривается, и я понимаю, что говорить с ним сейчас бесполезно.

– Забудь, – меняю я тему, – Не знала, что ты работаешь, – теперь мой голос звучит неуверенно, как голос его матери до этого.