Пока я на краю. Повесть

– Значит так, Василий, – объявил отец, – в эту секцию ты больше ходить не будешь. Леонид Наумович считает тебя бесперспективным.

– Да не я считаю… – попытался объяснить учитель, но смолк под строгим взглядом матери.

– Поэтому завтра я найду тебе другую секцию, получше! – продолжил отец.

Алка увидела, как по Васиному бесстрастному лицу медленно течет слезинка.

– Да у него самого секция есть! – сказала она. – У него уже успехи! Вот Павлик… он… Вася! Расскажи им про Павлика!

– Павлик освоил два гамбита, – безжизненным голосом произнес Вася. – Королевский и Пирса.

– Ты им показал гамбит Пирса?! – Учитель чуть не подпрыгнул от удивления.

Вася кивнул.

– И они его грамотно разыгрывают?

– Только Павлик… Остальные пока королевский пробуют.

Отец понял, что разговор выходит из запланированного русла, и открыл уже рот, но Леонид Наумович нетерпеливо махнул на него:

– Погодите! А сколько у тебя было занятий?

– Три, – в голосе Васи начала пробиваться жизнь.

– Три! – восхитился учитель. – И уже Пирс! А какого они возраста?

– Лет пять… шесть… – Вася с надеждой смотрел на шахматиста.

– Сколько?! – изумился шахматист.

– И еще пара четырехлеток, – признался Вася.

– Знаете что! – Лысенький человек повернулся к родителям и сказал неожиданно твердо: – Не нужно ничего искать! Никакую секцию! Я давно искал помощника, а у Васи, судя по всему, талант!

При слове «талант» родители замерли.

– Педагогический! – уточнил Леонид Наумович и снова обратился к Васе: – Педставку я тебе дать не могу, даже полставки… Но там есть четверть ставки какого-то системного администратора…

– Василий два года назад победил на городской олимпиаде по программированию! – тут же подала голос мама.

– Очень хорошо, – рассеянно улыбнулся шахматист, – но компьютеры мы все равно не используем, так что я могу тебя оформить. А на самом деле будешь помогать мне учить детей. Ну как?

– Мы не уверены… – начал отец, но тут оказалось, что и Леонид Наумович умеет говорить жестко.

– Прошу прощения, я не к вам обращался. Итак?

Вася медленно кивнул.

* * *

Алка пошла провожать учителя шахмат и, как только они вышли из квартиры, спросила:

– Вы думаете, у Васи педагогический талант?

– Понятия не имею, – пожал плечами Леонид Наумович. – Скорее всего, нет. Давать гамбит Пирса на третьем занятии… Это, мягко говоря, самонадеянно.

– Но тогда зачем вы?..

– А потому что вы правы, милая девушка. Васю нужно спасать от родителей. Пусть пока с малышами возится, раз ему нравится.

Лицо шахматиста, казалось, светится в сумерках.

* * *

– Как отснимались? – спросила Алка, входя в офис.

– Отлично! – сказал Зёма. – Садись за мой комп.

Алка села, Земекис включил воспроизведение.

«А сейчас я подумала, да какого черта я должна себя менять! – говорила Вера на экране. – Я такая. Я такой родилась. Я никому не мешаю, я не делаю ничего плохого. Я вот такая, как есть. Почему я должна прятаться? Почему я должна убегать?»

В углу компа замигал скайп.

Алка вопросительно глянула на Зёму, тот сказал одними губами: «Читай».

Алка открыла сообщение.

«Она готова жить, – написал ей Зёма с другого компа. – Яков всегда говорит, что самое важное, когда человек себя принимает. Она приняла. Теперь у нее “точка бифуркации”. Крайняя неустойчивость. Мы в этот момент ставили круглосуточное наблюдение, чтоб не сорвалось. Следи за ней. Но сейчас точно надежда есть. Главное, чтоб она с мамашей не столкнулась. И в школу ее не пускай».

«Поняла», – ответила Алка в скайпе.

«Меня Яков пасет, так что к себе забрать не могу», – написал Зёма.

«А зачем он тебя пасет?»

«Боится, что сорвусь».

«А ты можешь?»

«Закрыли тему».

Алка кивнула Зёме и бодро спросила у Веры:

– Поехали домой?

Вера спала на столе, аккуратно положив голову на руки.

– Умоталась, – с неожиданной теплотой сказал Земекис. – Кстати, я первую часть уже смонтировал. Скинуть тебе?

* * *

Вера, кажется, отсыпалась за все свои бессонные ночи. Дремала в троллейбусе, клевала носом в лифте, в постель на полу рухнула не раздеваясь.

Алка заботливо прикрыла ее одеялом и пошла на кухню, где ее уже ждал папа.

– Значит, так, – сказал он, кивая на разложенные перед ним бумажки, – я тут с некоторыми адвокатами посоветовался, с другом из прокуратуры. Сто десятая – статья мутная, с доказухой будут проблемы, но нервы этим гадам мы помотать можем, для начала – претензионное…

– Эй! – взмолилась Алка. – Какая сто десятая? Какая доказуха? Ты о чем?

– Статья сто десятая! – с упреком ответил отец. – УК РФ. «Доведение до самоубийства».

– Так она же не самоубилась…

Отец закатил глаза и процитировал по памяти.

– «Доведение лица до самоубийства или, – тут он выделил голосом, – до покушения на самоубийство путем угроз, жестокого обращения или систематического унижения человеческого достоинства потерпевшего – наказывается ограничением свободы на срок до трех лет, либо принудительными работами на срок до пяти лет, либо лишением свободы на тот же срок».

У Алки екнуло сердце. «Точка бифуркации… крайняя неустойчивость».

– Слушай, – осторожно сказала она, – может, не надо все это ворошить? Вера только-только успокоилась…