Пока я спала

– Забирайся в постель, – томно шепчу моему новому приключению. Голова в такой приятной неге, не хочется просыпаться до конца.

– Ты точно ударилась головой, – усмехается.

Горячая ладонь соскальзывает с моей руки, лицо отстраняется от моих проворных пальцев. Какой бука.

– Марсель с моей мамой, можешь не беспокоиться, через пару дней вернем тебе в сохранности, – сухо констатирует мой любовник.

Доносится жалобный скрип, как от прохудившейся спинки старого стула, затем тяжелый выдох. Звуки напоминают Италию. “И запахи” – неожиданно понимаю я. Сырость и соль.

– Марсель?

Завела себе еще и француза? Или собачонку? С этими именами никогда не поймешь!

– Да, с сыном все в порядке, слава богу. Что с тобой произошло?

Со мной? Все прекрасно, я до конца не проснулась, и если он поторопится, то может получить мое “доброе утро” в самом лучшем исполнении. Обожаю такие моменты между сном и явью, все такое приглушенно-томительное. Но какая-то трезвая мысль все же проскальзывает сквозь мое матовое восприятие действительности.

– У тебя есть сын? – вопрос слетает с губ прежде, чем мозг даже конвертирует звуки в мысли.

Почему-то новость меня огорошивает. Бородатый фермер, еще и папаша. Сколько же я выпила и на какой паром села?

– У нас.

– Пфф, шутник, – пытаюсь повернуться на бок, чтобы уютнее устроиться под теплым одеялом, а юморист пускай сыреет снаружи, раз такой несговорчивый, но что-то мешает. Тело какое-то нездорово отяжелевшее. А правая рука и вовсе к чему-то присобачена.

Э-э, нет-нет-нет, я в такие игры не играю, Айова. Так и знала, что рано или поздно нарвусь на извращенца. Дергаю рукой, прикладывая все силы, что наскребаю в опустошенном теле. Выходит жалкая и болезненная попытка.

– Тише, не дергайся, – успокаивающий тембр приближается к лицу.

– Отпусти меня к чертям собачьим! – говорю твердо и зло. – И вруби уже гребаный свет! – продолжаю выкручиваться из странного плена

– У тебя просто повязка на глазах. Да хватит дергаться! – чуть повышает голос, оставаясь все в тех же низких рычащих нотках, опускает ладонь мне на плечо, придавливая к постели. – Катетер вырвешь.

Он чертов маньяк! Безумный поклонник! Вливает в меня какую-то гадость, от которой как в нирване плывешь, не способный концентрироваться на реальности. Так и знала, что нельзя направо и налево раскидываться карточкой фотожурналиста. Теперь меня постигнет участь того чувака из фильма “Мизери”, хорошо, если до сломанных ног не дойдет.

– Да что на тебя нашло? – звучит удивленное.

– Ты развяжи меня, и я тебе покажу, что нашло, – цежу сквозь зубы, даже щелкаю челюстью, пытаясь укусить похитителя за предплечье.

С маньяками так нельзя, я помню, но сюсюкать с извращенцем – это точно не ко мне. Отпустит, как миленький. Особенно, когда я его американскую задницу на флаги рвать начну.

– Видимо травма головы серьезнее, чем мне сказали, – очередной тяжкий выдох, щекочущий мне щеку. – Ты в больнице.

– Что?

– Ты ударилась, упала, потеряла сознание. Мне позвонили – я приехал. В руке катетер, ее зафиксировали, чтобы ты не дернула, пока спишь. На глазах повязка, – сухо перечисляет, отодвигаясь.

Упала…

Точно. Дурацкий камешек. Крепость. Нет. Снег. Больница.

Голова проясняется, и возвращается сильная боль. Помню, как везли, опрашивали, что-то подписывала сослепу. Гудение какой-то трубы. Никос. Нет, Никоса здесь нет, это не Греция.

– Где я?

– В больнице.

– Нет, страна.

– Россия. Я позову врача, – снова скрип.

– Стоять! – выходит почти твердо. – Повязку сними. Пожалуйста, – смягчаюсь.

Кто бы не был этот чувак – он пока единственный источник ответов и помощник.

– Наверное, лучше врач.

– Наверное, лучше я сама! – хватаюсь за края бинта свободной рукой и пытаюсь нащупать край. Завязали на славу. На бантик. Россия… – Я же не ослепла? – вдруг прорезается “гениальная” мысль.

То-о-олько не паниковать!

– Подожди, – грубые пальцы снова касаются моей руки, отодвигая.

Он долго возится, настолько, что я успеваю привыкнуть к теплу его рук у лица и запаху, что от него исходит. Теплого дерева. Странный аромат. Бинт спадает с глаз, искусственный свет бьет по зрачкам, заставляя зажмуриться. Но я вижу, слава богам.

– На брови швы, – вновь заговаривает мужчина. – Наверное, перевязали, как смогли.

– Коновалы, – откидываюсь на подушку, выставляю ладонь козырьком, защищаясь от слишком интенсивного света.

Глаза понемногу привыкают, открываются шире, перестают слезиться.

Я с интересом прохожусь взглядом по палате, в которой лежу. Наполовину выкрашенные в зеленый стены, коричневая плитка на полу, одеяло в цветочек на мне. Из сказки – в родные реалии. Да еще и с дырявой башкой. Круто.

Медленно перевожу взгляд на самый интересный объект в этой комнате. Колючий баритон. Даже с пеленой на глазах вижу, что мужчина и близко не похож на того, с кем я могла бы приятно провести время. Слишком тяжелый взгляд, слишком бородатый, слишком… обычный. Кто же ты?

– Ты еще что за хрен?! – выходит грубовато, но жизненно.