Пока я жива

Я выползаю из шкафа и растираю затекшие ноги; кровь еле движется в колене, и я не чувствую ступни. Я ковыляю к кровати, плюхаюсь на одеяло, и тут заходит Кэл.

Он удивленно смотрит на меня:

— Папа сказал, тебя здесь нет.

— Меня здесь нет.

— Нет, ты здесь!

— Говори тише. Где он?

Кэл пожимает плечами:

— С мамой на кухне. Ненавижу его. Он обозвал меня засранцем, а потом выругался матом.

— Они говорят обо мне?

— Ага. И не дают мне посмотреть телек!

Мы крадемся вниз по лестнице и выглядываем из-за перил. Папа восседает на табурете посреди кухни. Он неуклюже роется в карманах брюк-ищет зажигалку и сигареты. Мама стоит, прислонившись спиной к холодильнику, и наблюдает за папой.

 — Ты снова начал курить? — спрашивает она. На маме джинсы; волосы собраны на затылке, и отдельные пряди свисают на лицо. Мама протягивает отцу блюдце и в эту минуту выглядит очень молодо и привлекательно.

Папа закуривает и выдыхает дым.

— Извини. Ты, наверно, думаешь, что я вызвал тебя сюда под надуманным предлогом. — Папа смущается; кажется, он не знает, что сказать. — Просто мне казалось, что у тебя получилось ее вразумить.

— Как ты думаешь, куда она отправилась на этот раз?

— Насколько я знаю Тесс, наверно, она уже едет в аэропорт!

Мама хихикает, и почему-то кажется, что она все воспринимает живее, чем папа. Он угрюмо ухмыляется ей с табурета, проводит рукой по волосам:

— Я устал как собака.

— Я вижу.

— Правила все время меняются. То она никого к себе не подпускает, то просит, чтобы ее часами обнимали. Иногда целыми днями не выходит из дома, а потом неожиданно исчезает. А от этого ее списка у меня голова кругом.

— Ты же знаешь, — говорит мама, — единственное, чем здесь можно помочь, — это вылечить ее, но это невозможно.

Папа пристально смотрит на нее:

— Не знаю, сколько я еще выдержу в одиночку. Иногда утром у меня нет сил открыть глаза.

Кэл толкает меня локтем.

— Хочешь, я в него плюну? — шепчет он.

— Давай. Прямо в чашку.

Кэл набирает слюны и харкает. Но плевок получается никудышный. Он едва долетает до двери; почти вся слюна попадает Кэлу на подбородок и на ковер в коридоре.

Я закатываю глаза и знаком показываю, чтобы он шел за мной. Мы поднимаемся ко мне в комнату.

— Сядь на пол у двери, — приказываю я, — закрой лицо руками и никого не впускай.

— Ты что собираешься делать?

— Одеться.

 — А потом?

Я снимаю пижаму, натягиваю свои лучшие трусики и проскальзываю в шелковое платье, которое купила, когда мы с Кэлом шли по магазинам. Я растираю ступню, которую прокалывают сотни иголок, и надеваю туфли с ремешком.

— Хочешь, покажу Мегазорда? — предлагает Кэл. — Только пойдем ко мне, потом что он защищает город и, если я его заберу, все погибнут.

Я снимаю со спинки стула пальто:

— Вообще-то я немного тороплюсь.

Кэл глядит на меня сквозь пальцы:

— Это твое платье для приключений!

— Ага.

Кэл поднимается на ноги, загородив дверь:

— Можно с тобой?

— Нет.

 — Ну пожалуйста. Мне здесь так надоело.

— Нет.

Телефон я оставляю дома, потому что по нему можно вычислить, где я нахожусь. Бумаги из ящика засовываю в карман пальто. Потом где-нибудь выброшу в урну. Видишь, папа, как предметы исчезают у тебя из-под носа?

Перед тем, как отправить Кэла вниз, я от него откупаюсь. Он прекрасно понимает, столько всяких штук для фокусов можно купить на десятку, и знает: если он хоть пикнет о том, что я была здесь, я вычеркну его из завещания.

Я жду, пока Кэл не спустился на кухню, и, услышав, что он там, медленно следую за ним. На площадке между этажами я замираю, чтобы перевести дух, и оглядываю лужайку перед домом, провожу пальцем по стене, вокруг стойки перил, улыбаюсь фотографиям наверху.

На кухне Кэл садится на корточки перед родителями и пристально смотрит на них.

 — Ты что-то хотел? — интересуется папа.

 — Я хочу послушать.

— Извини, это взрослый разговор.

— Тогда я хочу поесть.

— Ты только что умял полпачки печенья.

— У меня есть жвачка, — вмешивается мама. — Хочешь? — Отыскав в кармане кофты жвачку, мама протягивает ее Кэлу.

Кэл запихивает резинку в рот, сосредоточенно жует, а потом спрашивает:

— А когда Тесса умрет, мы поедем отдыхать?

Папа сверлит Кэла сердитым и вместе с тем растерянным взглядом:

— Разве можно говорить такие гадости!

— Я даже не помню, как мы ездили в Испанию. Я всего разик летал на самолете, и это было так давно, что будто и не было.

 — Хватит! — перебивает его папа и хочет встать, но мама его останавливает.

— Успокойся, — говорит она и оборачивается к Кэлу. — Тесса так давно болеет, что, наверно, тебе бывает ужасно одиноко.

Кэл ухмыляется:

— Ага. Иногда утром у меня нет сил открыть глаза.

Двадцать один

Зои открывает мне дверь. На ней та же одежда, что в нашу последнюю встречу; волосы разлохмачены.

— Поехали на море? — Я бренчу у нее перед носом ключами.

Она бросает взгляд на папину машину за моей спиной:

— Ты приехала одна?

— Конечно.

— Но ты не умеешь водить!

— Теперь умею. Пункт пятый из списка.

Зои хмурится:

— Ты когда-нибудь училась водить?

— В каком-то смысле. Можно войти?

Она распахивает дверь:

— Вытри ноги или сними туфли.