Пока я жива (Before I Die)

Папа молчит. Просочившаяся в окно темнота касается тенью его руки, и кажется, что ее нет. – Ты будешь жить не здесь, а в каком-нибудь домике у моря. У меня будут ключи, потому что я буду все время тебя навещать, и однажды я, как обычно, войду в дом и увижу, что занавески задернуты, а почта лежит на коврике у двери. Я начну тебя искать, поднимусь в спальню и с облегчением увижу, что ты мирно спишь. Я громко рассмеюсь. Но, отдернув занавески, замечу, что у тебя синие губы. Я дотронусь до твоей щеки; холодная. И руки холодные. Я окликну тебя, но ты меня не услышишь, не откроешь глаза.

Папа садится на кровати. Он снова плачет. Я обнимаю его и похлопываю по спину: – Прости. Я тебя напугала? – Нет-нет. – Он отстраняется, вытирает глаза рукой.-Пойду-ка я лучше приберусь в саду, пока не стемнело. Ты ведь посидишь одна? – Конечно.

Я наблюдаю за ним в окно. Дождь льет как из ведра; папа надел резиновые сапоги и куртку с капюшоном. Захватил из сарая метлу и тачку. Натянул садовые перчатки. Вот он подбирает с лужайки телевизор. Заметает осколки стекла. Складывает книги в картонную коробку. Собирает с забора вырванные страницы, которые трепещут на ветру.

Возвращается Кэл в школьной форме, с рюкзаком и велосипедом. Он выглядит крепким и здоровым. Папа подходит и обнимает его.

Кэл бросает велосипед и помогает папе прибирать на лужайке Он похож на кладоискателя: он поднимает каждое найденное кольцо над головой и рассматривает его на свету. Вот он нашел серебряное колье, подаренное мне на прошлый день рождения, и мой амберлитовый браслет. Потом он подбирает всякую чепуху- улитку, перышко, камешек. Находит грязную лужицу и шлепает по ней. Папа смеется. Отпирается на метлу и хохочет во все горло. Кэл тоже хохочет.

Дождь неслышно стучит в стекло, размывая их очертания.

Тридцать шесть

– Ты хоть собирался мне об этом сказать?

Адам сидит, примостившись на краешке стула. Он бросает на меня угрюмый взгляд: – Я не знал как. – Значит, нет.

Он пожимает плечами: – Пару раз я пытался. Но мне казалось, что это нечестно. Как я смею жить какой-то своей жизнью?

Я сажусь в кровати: – У тебя хватает наглости жалеть себя за то, что ты останешься один? – Нет. – Потому что если ты хочешь умереть, то у меня есть план. Мы поедем на мотоцикле. Заметив, что на повороте нам навстречу едет грузовик, ты разгонишься побыстрее, и мы умрем вместе – море крови, общие похороны, наши кости сплетутся навеки. Как тебе мысль?

В глазах Адама мелькает такой ужас, что я лопаюсь от смеха. Он с облегчением ухмыляется в ответ. Кажется, будто рассеялся туман и в комнате взошло солнце. – Адам, давай забудем об этом. Просто так неудачно совпало, вот и все. – Но ты повыбрасывала все из окна! – Не только из-за тебя.

Он откидывает голову на спину стула и закрывает глаза: – Я знаю.

Папа сказал ему, что я больше не вернусь в больницу. Теперь об этом знаю все. Утром придет Филиппа, и мы решим, что делать. Хотя, мне кажется, тут нечего особо обсуждать. Сегодняшнее переливание уже почти не действует. – Как все прошло в университете?

Адам пожимает плечами: – Огромное пространство, куча зданий. Я немного растерялся.

Но он полон надежд. Я вижу это по его глазам. Он сел на поезд и поехал в Ноттингем. Он много где побывает без меня. – Так познакомился там с девушками? – Нет! – Разве в университет поступают не за этим?

Адам поднимается со стула, пересаживается на кровать и бросает на меня серьезный взгляд: – Я хочу поступить туда потому, что до встречи с тобой моя жизнь была полным дерьмом. И я не собираюсь оставаться здесь, когда тебя не станет, не хочу как ни в чем не бывало жить с мамой. Если бы не ты, мне бы и в голову не пришло пойти в университет. – Да ты наверняка забудешь меня к концу первого семестра. – Вот уж нет. – Это почти неизбежно. – Хватит! Неужели, чтобы ты мне поверила, я должен сделать что-то безрассудное? – Да.

Он усмехается. – И что ты предлагаешь? – Сдержи обещание.

Адам протягивает руку, чтобы приподнять край одеяла, но я его останавливаю: – Сначала выключи свет. – Зачем? Я хочу тебя видеть. – Я стала кожи да кости. Ну пожалуйста.

Адам вздыхает, выключает верхний свет и садится на кровать. Наверно, я его напугала, потому что он не ложится, а гладит меня через одеяло – по ноге от бедра до щиколотки, потом по другой ноге. Его жесты уверенны. Такое ощущение, будто я инструмент, который он настраивает. – Я могу ласкать тебя часами, – признается Адам со смешком (наверно, чтобы спрятать за ним свое смущение). – Ты такая красивая.

Под его руками. Потому что его пальцы придают моему телу объем. – Тебе нравится, когда я тебя так глажу?

Я киваю. Адам сползает с кровати, встает на колени и сжимает в ладонях мою ступню, согревая меня через носок.

Он массирует мои ноги так долго, что я едва не засыпаю, но, когда Адам стаскивает с меня носки, я моментально пробуждаюсь. Он подносит мои ступни к губам и целует. Проводит языком по пальцам. Посасывает подошвы. Лижет пятки.