Пока любовь не оживит меня

– Когда я ехал к дому, то заметил дым. Сначала не придал значения этому, будучи пьяным и расслабленным. Но по мере приближения, я понял, что горит наш дом. Нажал на педаль газа и понёсся быстрее. Я не помню, как оказался внутри, но до сих пор чувствую запах огня, сжигающего мой мир. Внизу его было много, искать огнетушитель – это означало потерять спасительные минуты. Моя реакция была заторможена, но мне удалось подняться на второй этаж, я не видел, как огонь перекинулся на спальни. Влетел к Джо, мирно спящему у себя, и не мог разбудить его. Я кричал, звал отца, умолял его помочь мне. Но ничего. Никто мне не ответил, только потрескивало дерево. У меня не было иного выбора, кроме как тащить брата вниз, отбиваясь от огня, но он кусался. Мне не было больно, только страшно. Я бросил брата на лужайке и услышал плач сестры. Она визжала, а потом мама. Бросился обратно, лестница была вся в огне, но увидел папу, шатающегося наверху. Я кричал ему, чтобы отдал сестру, чтобы спасался. А он смотрел на меня, запрещая подниматься к ним. Мама пыталась пробежать вниз, ко мне, держа на руках Дею, но это было бесполезно. Отец убеждал меня уйти, оставить их и выжить. Он требовал, чтобы я бросил умирать тех, кого любил. Но разве я мог? Нет. Я вылетел обратно, в поиске вариантов забраться через окно, это было уже неосуществимо. Весь периметр горел, как и дверь, как и моя семья внутри. Я был не в силах позволить им умереть, вернулся обратно, не обращая внимания на неприятные покалывания, что-то упало на меня, но я выбрался и кричал. Долго кричал, звал их, пока кто-то не начал тянуть меня назад. А я брыкался и кричал. Звал их, просил вернуться. И не смог спасти их, когда ещё была возможность. Я ушёл, чтобы найти лёгкий вариант, но потерял минуты, которые стали губительными для них, – Ред подскакивает с места, отбрасывая мою руку, а я захлёбываюсь слезами.

– Я мог их спасти. Всех спасти, если бы не задержался на вечеринке и уехал пораньше. Но мне нужно было превосходство, чтобы обо мне говорили, и я потерял всё. Я лишился всего, наказанный за свой нарциссизм. Они сгорели там заживо, а спасатели приехали поздно. Я очнулся в больнице, где рядом со мной был дед, Мёрл, Мэтью и Джо. Не мог говорить, голоса не было, он пропал. Но по их лицам я понял, что это был не сон. Меня готовили к операции, на меня, как оказалось, упало горящее дерево и сожгло кожу на одной стороне тела. Мне было всё равно, какой исход будет. Я был уже мёртв. Дед принял решение похоронить меня вместе с родителями и сестрой, потому что врачи не обещали ничего. Ожоги были опасны для жизни. Но меня наказали изощрённее, оставив в живых. Только это ложь, я умер уже давно, когда предал всех ради собственной красоты. И теперь лишившись её, не представляю собой ничего, кроме уродливого извращенца, который обманывает женщин, чтобы хоть как-то забыться.

Наступает молчание, присущее минуте скорби и прощания. Внутри меня всё разрывается от ужаса и боли, я не представляла, что всё может оказаться так пугающе мрачно. Я не думала, что этот человек таит в себе так много раскаяния и умеет любить, чувствовать и переживать пытку изо дня в день, смотря на себя в зеркало.

Слёзы сами катятся по щекам, и я боюсь хоть что-то произнести.

– Дед забрал нас к себе. Он поселил меня в одной из спален, которая до сих пор принадлежит мне, и я запретил туда входить. Проходил лечение, затем ещё несколько операций, пытался окончить школу, но в один момент устал. Я сказал: «Хватит, с меня достаточно». Я больше не желал возвращать свою красоту, потому что это было невозможно. И я изменил всё. В ночи я могу спрятаться, укрыться и играть роль, которую создал для себя. А день означает свет, которого не заслуживаю, где всё становится явным, и я не желаю что-то менять. Я не имею ничего, потому что мёртв. Джо владеет всем наследством, доставшимся от деда, как и Мэтью. А я лишь призрак, тень, блуждающая ночью и открывающая запертые замки чужих душ. Так что, Санта, считаешь ли ты меня красивым до сих пор? – Поворачивается ко мне, горько искривляя губы в усмешке.

Стираю со щёк слёзы и поднимаюсь. Глубоко вздыхаю, чтобы решиться сказать что-то ему, но слов нет. Я не имею представления, что сделать и как поступить сейчас.

– Нет, правда? – Отвечает за меня и отводит взгляд. – Поэтому я ненавижу огонь и не терплю, когда его возвышают. Это ирония над собой. Ирония над этой жизнью. Насмешка. И теперь ты можешь уйти, лучше это сделать, ведь…

– Я хочу домой, – перебиваю его шёпотом.

– Я хочу домой с тобой, Ред. Я не могу так легко принять то, что ты рассказал. Мне больно за тебя. Больно за твою семью. Больно дышать, но я вижу ещё больше причин, чтобы жить. Не иронично, а по-настоящему. Это так страшно, что я бы потеряла разум. Но ты винишь себя за то, что было не в твоих силах, – дотрагиваюсь до его груди, забираясь под толстовку, и слышу глухие и сожжённые удары сердца.