Пока мы лиц не обрели

- Ах, сестра, - сорвалась я на крик. - О чем ты говоришь - эти трусы попросту собрались убить тебя! Тебя, которой они поклонялись, тебя, которая не моглапричинить зла даже уродливым жабам! И теперь они хотят скормить тебя Чудищу!..

Вы скажете, что Психея просто не хотела думать о худшем и решила поверить в туманные намеки Жреца на свадьбу с богом Седой горы. И в этом случае, раз уж я пришла утешать ее, было бы разумнее укреплять в ней эту веру, а не пытаться развеять ее. Вы скажете так и будете правы. Сколько раз я упрекала себя за свое поведение в ту ночь! Но сделанного не воротишь: я не смогла совладать с собой. Может быть, мною руководила гордость того же рода, что помогала Психее спокойно смотреть в лицо смерти, - гордость, учившая нас трезвости взгляда, готовности встретиться с худшим, - более того, настоятельная потребность все время ожидать худшего.

- Я тебя понимаю, - тихо сказала Психея. - Ты думаешь, что Чудище пожирает жертву. Я и сама так думаю. Меня ожидает смерть. Я ведь не настолько ребенок, чтобы не понимать этого. Если я не умру, как я смогу искупить грехи Глома? Икак можно прийти к богу, если не через смерть? И все-таки я верю в странные словасвященных преданий. Возможно, что для бога пожрать и взять в жены - одно и тоже. Есть вещи, которых мы не понимаем, вещи, о которых не знают ни Лис, ни Жрец.

На это мне нечего было возразить, и я прикусила язык. Непозволительная дерзость готова была сорваться с моих губ.

"Неужто ты думаешь, - хотелось сказать мне, - что похоть Чудища не так отвратительна, как его прожорливость? Неужто ты сможешь отдаться червю, гигантскому гаду, ползучей тени?"

- А что до смерти, - продолжила Психея, - так посмотри на Бардию (как ялюблю этого человека!): он встречается с ней шесть раз на дню и только знай себепосвистывает. Немногому мы научились у Лиса, если по-прежнему страшимся смерти! Знаешь, сестра, он как-то обмолвился, что, кроме тех философов, учению которых он следует, в Греции есть и другие, и они утверждают, что смерть открывает двери из узкой темной комнаты - мира, в котором мы живем, - в другой мир, настоящий, светлый, солнечный. И еще они говорят, что там мы встретим…

- Бессердечная! - зарыдала я. - Ты хочешь оставить меня здесь одну, и тебеменя совсем не жалко! Скажи, Психея, да любишь ли ты меня?

- Тебя? Да я никого и не любила никогда, кроме тебя, Майя, да дедушки Лиса!- Не знаю почему, но в тот миг даже имя Лиса неприятно задело мой слух. - Нопослушай, сестра, наша разлука не будет долгой. Вскоре ты отправишься вслед замной. Сегодня ночью я поняла, что любая жизнь так коротка. Да и что хорошего вдолгой жизни? Рано или поздно меня выдали бы замуж за какого-нибудь царя - такого же, как и наш отец. Разве есть особая разница между таким замужеством исмертью? Мне пришлось бы покинуть наш дом, расстаться с тобой и Лисом, статьженщиной, рожать детей - разве все это не другие имена для смерти? Честное слово,Оруаль, мне кажется, что мне выпала лучшая участь!

- Лучшая участь?

- Конечно! Что ждало меня в этой жизни? Стоит ли весь наш мир с его дворцами и царями (такими же, как наш отец) того, чтобы так печалиться о нем? Лучшеевремя нашей жизни уже миновало. Сейчас, Оруаль, я скажу тебе то, чего никому (дажетебе) не говорила прежде.

Я знала, что и у любящих сердец бывают друг от друга тайны, но той ночью эти слова Психеи прозвучали для меня как удар ножом в спину.

- И что же ты хочешь мне сказать? - спросила я, стараясь глядеть вниз, на переплетенные пальцы наших рук.

- Знаешь, - сказала Психея, - с тех пор как я помню себя, меня всегда маниламысль о смерти.

- Ах, Психея, - вскричала я. - Тебе было плохо со мной!

- Да нет же, - перебила меня она. - Ты не понимаешь. Я искала в смерти неутешения. Напротив, именно когда я была счастлива, мне особенно хотелось умереть.Такое часто случалось со мной, когда мы гуляли втроем по далеким холмам, где такмного воздуха и солнечного света и откуда уже не виден ни Глом, ни царский дворец.Ты помнишь, как мы смотрели вместе на далекую вершину Седой горы, любуяськрасками заката и наслаждаясь ароматом цветов? Так было там красиво, и именнопоэтому мне хотелось умереть.

Возможно, в мире есть места и покрасивее, но это значит только то, что, окажись я там, я бы еще больше хотела умереть. Словно голос какой-то зовет меня и говорит: "Приди, Психея!" Но до сих пор я не знала, чей это голос и куда он зовет меня. И от этого мне было горестно. Так, наверное, чувствует себя перелетная птица, запертая в клетке, когда все ее подруги уже улетели в жаркие страны.

Психея поцеловала мои руки, выпустила их из своих и поднялась. От отца она унаследовала привычку ходить взад и вперед по комнате, рассуждая вслух. И тут я поняла (как мне было больно, когда это случилось!), что Психея уже не принадлежит мне и что завтрашняя казнь только довершит то, что началось уже давно. Она была рядом со мной, но это только казалось - на самом деле она была где-то далеко. Я до сих пор не могу понять, с какого дня я начала терять ее.