Пока мы можем говорить

Марта этот момент уяснила, но что такое смерть, она в свои шесть лет понимала не очень. Уход в мир иной любимого мужчины Михайлины, Якова, она не застала. А больше в стане никто не умирал. И так, дожив до шестнадцати лет, ничего не забывая из тех уроков, что им, детям, давали старшие, Марта держала в уме на первом месте это предупреждение Михайлины, но не задумывалась о том, когда и при каких обстоятельствах ей может захотеться или понадобиться поговорить со смертью. Совсем не это занимало ее голову. Родители намекали, что еще пара лет – и ей придется выбирать себе пару. Причем выбирать раз и навсегда. Почему можно только раз и навсегда, никто толком не объяснял, это было что-то вроде поверья или даже суеверия. Никто из арви никогда не бросал свою половину, не предавал, не изменял. Но была пара случаев, о которых хорошо помнила Мать: у мужчины умерла жена, и он не смог жить один, сошелся с женщиной – хорошей, любящей, заботливой. Добром это не кончилось – по нелепой случайности погибли и она, и рожденные в их браке дети. Или вот у женщины погиб муж. Он пытался преодолеть непонятные и опустошительные самовозгорания окрестных лесов, но не совладал с темной сущностью живого огня. Только спустя десятилетия арви справились, нашли нужный язык, и теперь дети, включая Марту, носились по светлому юному подлеску у подножия горы Грахот и никто уже не боялся за них. Похоронив мужа, эта женщина и не думала вновь создавать семью. Но был в стане человек, который давно и внимательно наблюдал за ней, замужней, печально смотрел издалека, как она вместе с сыновьями запускает игрушечную лодку по речке Быстрице, или лечит травами старую кобылу соседа, или стоит у крыльца, сложив руки ковшиком – собирает в них первые капли летнего дождя. Спустя год после несчастья с ее мужем он осмелился подойти к ней, сказать несколько слов сочувствия. То ли на них, то ли на спокойный взгляд его глаз отозвалось ее сердце. И эта история тоже не кончилась добром. Пошла женщина с подругами в лес за ежевикой, с ними увязался один из сыновей, младшенький. А отчим со старшим мальчиком взялся ремонтировать крышу. Ни с того ни с сего покатился с крыши сосновый кругляк, будто не были ничем скреплены эти бревна, и задавило насмерть обоих. Были еще какие-то примеры, более древние.

Марту не то чтобы смущало это «раз и навсегда», просто никто ей не нравился из парней. Вот не нравился, и всё тут.

Впрочем, она могла бы и не выбирать себе пару, по крайней мере сейчас, в юности. Могла бы жить одна, не рожать детей. Это было бы не очень хорошо для поддержания жизни родного стана – большого карпатского поселения арви, – но, в конце концов, кто бы ее принудил жить с нелюбимым мужчиной? Никто. Ник-то…

Марта прыгала с камня на камень – переходила через мелкую горную речушку, у которой и названия до поры до времени не было никакого. Дети стана сами дали ей имя – Золотой ручеек. Золотой, потому что с ранней весны до середины осени, пока снежные тучи не повиснут над горами, в ручейке текло и бурлило самое настоящее расплавленное золото. Так казалось из-за солнца, делавшего здесь свою работу, не теряя ни минуты. Белые грибы, лесная малина и ежевика, трава на пастбищах – все было наполнено изнутри самым настоящим солнечным светом; так, по крайней мере, представлялось Марте. И к тому же… Марта на секунду остановилась на гладком скользком валуне, переступила ногами… и к тому же… Она потеряла мысль. Потому что увидела совсем близко, на берегу, куда так стремилась, возле кустика цикория пару стоптанных кожаных лаптей-ходоков. Они лежали, уткнувшись острыми носами друг в друга, как два длинных диковинных зверька. Чуть дальше, за лаптями, валялся комок серой холстины. Марта присмотрелась – штаны и рубаха, вон штанина торчит, вот рукав, обметанный по обшлагу суровой ниткой. Она подняла глаза и увидела человека. Человек стоял к ней спиной, из одежды на нем была только соломенная шляпа. По его спине и ногам плыли, сливаясь и снова разделяясь, продолговатые солнечные блики, делая его похожим на пятнистого олененка. Не отрывая от него взгляда, Марта занесла босую ногу над следующим валуном, оступилась и свалилась в ручей. Человек обернулся, испугался, схватил свою одежду и, не отводя от Марты глаз, прикрыл причинное место. Он был молодой, черноволосый и синеглазый, что выдавало в нем истинного гуцула. Это сочетание синевы радужной оболочки и черных волос – основные признаки гуцульской расы, о чем не раз Марта слышала от взрослых.