Маттиас был из тех парней, за которых девушки мечтают выйти замуж. Из тех, чью фамилию вы бы хотели писать тонким наклонным почерком после своего имени на папке с документами.
И, как и мифическое существо, он бы уничтожил ваше сердце своим равнодушием.
Больно.
Он присматривался ко мне, щурился, умолял, изучал. Или играл со мной? Мой живот скрутило от тревожного спазма.
— Ладно, Грейс, что за хрень происходит?
Я не сдержалась.
— Я так ужасна в постели?
— Что? Да что с тобой? Ты издеваешься?
— Ну, так ты собираешься ответить на вопрос?
Он выпрямился.
— Неужели мне на самом деле нужно указывать тебе на то, что я только что признался, что влюблен в тебя? Мне казалось, ты это уже поняла. Твою мать, Грейс. У меня охренительный стояк, и я отчаянно пытаюсь придавить тебя к грязнющей стене отвратительного гаража на заднем дворе моей матери. Я думал, действия говорят громче слов. — Мы смотрели друг на друга, и он понизил голос. — Та ночь была попросту самой приятной ночью в моей жизни, я клянусь тебе. Сомневаюсь, чтобы кто-то смог ее превзойти. Ты неповторимо прекрасна и сексуальна и двигалась настолько безупречно, что я не переставал думать о той ночи. — Он опустил взгляд на свои штаны и рассмеялся. — Что сделало перелет и жизнь в доме Алеты экстремально неловкими.
Мое сердце порабощено. Он им завладел.
Он схватил меня за руки.
— Ну же, глупышка. Я хочу отвести тебя на обед к отцу, и мы уже опаздываем.
— Правда? — Я посмотрела на свои часы. Я и не подозревала, что Мэтт захотел увидеться с отцом так скоро. — Ох, черт. — Я вбежала через двери дома Алеты словно безумный вихрь, наворачивая по комнате круги. — Даже не знаю, что надеть, — простонала я.
Мэтт прошел за моей спиной, усевшись на гостевую кровать, и с самодовольной ухмылкой стал наблюдать за мой, сложив руки за головой.
— Просто выбери хоть что-нибудь. Ты выглядишь потрясающе в чем угодно… и без всего.
— Боже мой, боже мой, боже мой. — Одежда из моего чемодана разлеталась по всей комнате. — У меня ничего нет!
— Вот это, — сказал Мэтт, поднимая одну из вещей с пола. — Надень это. — Это было
Выхватывая его, я изучаю помятое платье.
— Кидай его мне, — раздался голос со стороны дверей. Алета держала руки вытянутыми.
Я почти расплакалась, когда подняла взгляд и увидела на ее лице теплую улыбку. Когда я была дома, то считалось, что я должна гладить не только свою одежду, но одежду отца, сестер и брата. Мама всегда говорила, что это моя обязанность. Даже приезжая из колледжа на каникулы, мне приходилось тратить часы на домашние дела и глажку. Я ненавидела гладить. Более того, один вид гладильной доски приводил меня в ярость. Этот небольшой жест со стороны Алеты напомнил мне, насколько я нуждалась в заботливой матери — той, что не позволяла бы алкоголизму отца влиять на наши жизни. В матери, которая была бы способна радоваться, которая хотела бы узнать обо мне во время моих звонков. Которая не распылялась бы, не доведя начатое до конца.
— Спасибо вам, Алета.
— Мне только в радость, милая. — Думаю, она была серьезной. Словно глажка моего платья на самом деле могла сделать ее счастливой.
Через двадцать минут я была собрана и уже сидела в минивэне Алеты, а Мэтт подпевал группе Sex Pistols и по рулю выбивал ритм песни, лавируя между машинами, и совершенно точно зная о моем волнении.
— Эй! — перекричала я музыку.
Он обернулся и глянул на меня.
— Не сходи с ума, Грейс. Они всего лишь кучка претенциозных придурков. Просто сыграй для них песню. Они, без сомнения, будут впечатлены. Моника изведется от зависти. Александр будет идиотом. Отец и его жена будут радушными, но самодовольными. Все они будут говорить о каком-то знаменитом шеф-поваре, приготовившем обед, после чего отец напомнит тебе, сколько отдал за вино.
— Мне не по себе от того, что мы явимся с пустыми руками.
— Мама дала мне бутылку просекко.
— Что это?
— Игристое вино типа шампанского.
Я вздохнула от облегчения.
— Идеально.
Когда мы выехали на подъездную дорожку перед тем, что я бы скромно назвала особняком, у меня глаза полезли на лоб. Дом был украшен рождественскими огнями, а перед ним, в центре кольцевой дороги, стояла гигантская елка, завешенная огромными экстравагантными бантами и разрисованными стеклянными шарами.