Пока мы не стали незнакомцами (ЛП)

Уверенно направившись к нему, я обратила внимание на то, что он осматривал меня с ног до головы. На мне были шорты, шелковая ночная рубашка и во взгляде читалось — «пускай дьявол переживает». Я забрала пакет из его рук.

— Шоколадный и с арахисовым маслом? — уточнила я. Он кивнул. — Спасибо.

— Пожалуйста.

— Ладно, ну, уже поздно.

Он моргнул и уставился на свои тапочки.

— Эм… хорошо, мне надо идти домой.

— Ладушки.

Он пошел к двери, а я последовала за ним, чтобы закрыть ее. Но прежде чем выйти за дверь, он обернулся, положил руку на покрытое шелком бедро и поцеловал меня прямо под ухом. Я взвизгнула.

— Спокойной, Грейси, — прошептал он и был таков.

Я стояла в дверном проеме еще несколько мгновений и пыталась восстановить дыхание. У меня только получилось держать себя в руках…

***

На следующий день после школы я отправилась в центр «Зеленые просторы», название которого не совсем соответствовало правде. Это был оздоровительный дом престарелых очень низкого качества, находившийся в Бронксе; дочь Орвина поместила его туда после того, как его жена скончалась несколько лет назад. Место на самом деле нуждалось в ремонте. Стены были окрашены в отвратительные оттенки рвотно-зеленого цвета из фильма «Экзорцист», а из находившейся рядом хлебопекарной фабрики несло прогнившими дрожжами. «Зеленые просторы» были кошмарными. Я забирала Орвина отсюда хотя бы раз в неделю. Мы шли в ближайший парк и играли в шахматы, и, невзирая на то, что он больше не мог вспомнить мое имя, я была уверена, что он знал, кто я такая.

Когда мы устроились в парке, то стали прислушиваться к завываниям ветра между деревьями.

— Вы все еще слушаете? — спросила я его.

— Что, куколка?

— Музыку.

— Да. Слушаю. Я всегда ее слышу.

— Как думаете, что значит, если я больше ее не слышу?

Он взял моего второго коня.

— Шах. Я не знаю, что это значит. Может, ты слушаешь недостаточно старательно.

Как ему удается выигрывать у меня каждый раз? Я пошла королем.

— Я слушаю.

— Нет, ты слишком занята жалостью к себе.

— Я никогда не жалею себя.

— Может, раньше не жалела, а сейчас жалеешь. Шах и мат.

Я расставила фигуры по-новой. Мы играли на старой пластиковой доске, которая складывалась, чтобы я могла убирать ее в сумку.

— Я не жалею себя. Я просто устала, и мне немного грустно.

— Почему тебе грустно?

Я изучала лицо Орвина. Сложно было не замечать, насколько «Зеленые просторы» были не его местом, ведь Орвин выглядел таким живым, таким настороженным. В то же время он часто забывал вообще все и спрашивал, когда ему нужно быть в магазине, который, к несчастью, закрылся больше десяти лет назад. Сейчас был один из его хороших дней, но он с легкостью мог ускользнуть в забытье.

— Вам когда-нибудь хотелось, чтобы вы не застревали в «Зеленых просторах»?

— Моя дорогая Грейс, позволь мне поделиться с тобой пословицей.

Я была поражена. Он не называл меня по имени вот уже… даже не могу вспомнить, как давно.

— Хорошо.

— Я считал, что беден, потому что у меня не было обуви, а затем я встретил человека без ног.

Я робко улыбнулась.

— Я жалею себя, так ведь?

— Более того. Ты стала неблагодарной. У тебя есть мужчина, которого ты всегда желала видеть в своей жизни, есть прекрасная дочь и замечательная работа.

— Да, но я не нужна этому мужчине.

— Будешь нужна. Просто будь собой. Отыщи музыку.

***

Тем вечером мы с Эш пошли ужинать к Тати. Тати пыталась все устроить по-домашнему: она встретила мужчину, с которым хотела встречаться, и была полна решимости произвести на него впечатление. Мы с Эш не в первый раз были ее подопытными кроликами, хотя не могу сказать, что нам это нравилось. Тати ужасно готовила. Всегда.

Тати подошла к столу с огромной тарелкой.

— Таджин из ягненка и марокканский кускус!

— Ох, Тати, не хочу есть ягненка.

Тати выглядела обиженной.

— Почему?

— Они слишком милые, чтобы их есть.

— Ну, этот больше не милый.

Я покачала головой и взяла маленькую порцию. Эш сморщила носик и взяла кусочек еще меньше, пока Тати бегала кругами в поисках штопора.

— Можно мне вина? — поинтересовалась Эш.

— Нет, — ответили мы с Тати одновременно.

— Только глоточек? Папа на ужине сказал, что позволит мне выпить вина у него дома.

— Ты уже зовешь его папой? — спросила Тати.

— Ну, не в лицо, но как еще мне его звать? Мэтт? Не его вина, что он не мог быть мне отцом.

— Он хочет, чтобы ты звала его папой? — спросила я у нее осторожно.

— Не думаю, что для него это имеет значение. Он хочет приходить в школу и познакомиться с моими друзьями.

— Думаю, ему будет приятно это слышать. У бедного парня украли твое детство, — сказала Тати.

Я ощетинилась.

— Что случилось с мужененавистницей в твоем лице? — огрызнулась я.

— Я перевернула страницу. И тебе следует.

— Зови его папой, если хочешь, — сказала я Эш и протянула ей бокал вина. — Только один глоток.

Она глотнула немного и сморщила нос.

— Фу.

Тати тоскливо посмотрела в потолок.

— Мне нравилось, как он одевался.

Я закатила глаза.

— Вы с моим папой дружили, когда учились в университете? — спросила Эш у Тати.