Пока мы не встретимся вновь

— Ой, мамочка, как замечательно ты выглядишь! А через сколько лет ты позволишь мне надеть такое платье?

— Тогда ты будешь старой, очень старой.

— Тебе исполнится тридцать один год, как и твоей маме, — сказал Джок. — И ты будешь очень молодой. Ну, вперед, красавица! Не то придем позже всех.

— Джок, никогда — слышишь — никогда не называй меня «красавицей» таким самоуверенным тоном, или я шагу не ступлю из этого дома. Я иду не на свидание с тобой, я — твоя спутница,иначе я не согласна.

— Да, сэр, — отсалютовал Джок. — Виноват, сэр. Очень виноват, сэр.

— Вот так-то лучше, — раздраженно проговорила Фредди.

Джок набросил ей на плечи норковую накидку и предложил руку. Она подняла брови, удивляясь этому бессмысленному жесту.

— Думаю, обойдусь без твоей помощи, — сказала Фредди, быстро направившись к двери раскованной походкой.

Фредди остановилась как вкопанная, не решаясь войти в зал, откуда доносилась мелодия «Белые скалы Дувра».

— Джок, — сказала она с мольбой в голосе, — эта музыка…

Джок, безмерно довольный собой, словно не слышал ее. Он сам организовал этот бал, прослушивал оркестр, дал музыкантам список выбранных им произведений, арендовал зал в «Беверли-Уилшир», составил меню и разыскал всех пилотов из «Орлиной эскадрильи». Те, что жили далеко от Лос-Анджелеса, прилетели вместе с женами — это было любезностью со стороны «Орлов», и каждую пару доставили в «Беверли-Уилшир» — еще одна любезность «Орлов». Именно Джок решил, что все пилоты должны быть в форме. Он полагал, что приглашения, направленные им за шесть недель до торжества, давали ребятам возможность посидеть на диете и скинуть несколько килограммов, чтобы влезть в форму, снятую в самом конце войны… Сам же он не прибавил в весе ни грамма.

Упусти он хоть что-то, Фредди не приняла бы его предложения, поэтому он поздравил себя с успехом, который превзошел все его ожидания. Смешно сказать, но он не мог придумать ничего другого, чтобы вытащить ее из дома. Между Джоком и Фредди сложились отношения, не позволявшие ему пригласить ее на обед без особой на то причины. Между ними существовал какой-то невидимый барьер, и будь он проклят, если понимал, что ему мешало чувствовать себя с ней свободно и легко. Если бы не Энни, он ни за что не решился бы время от времени заходить к Фредди домой, позвонив ей. Не знай он Фредди лучше, Джок решил бы, что побаивается ее. Бывает же так, что кого-то отлично знаешь, а на самом деле все не клеится.

— Эта музыка, — повторила Фредди, — она так…

— Великолепна, не правда ли? — просиял Джок.

— Ужасна! — воскликнула Фредди. — Я не хочу увязнуть в этой искусственной ностальгии.

— Не мог же я отказать ребятам, если они просили, — ответил Джок, взяв ее за локоть.

— Глупец! Расчувствовался!

— И вправду какая-то чепуха получается. Ты права, но не можем же мы оставаться здесь. Ты ведь настоящий игрок, Фредди. Я ценю это. Помни, как только они заведут разговор о своих сестрах, ты скажешь: «У Джока уже есть очень милая подружка, но сегодня она не смогла прийти».

— Но это невозможно произнести серьезно.

— Да ради Бога, смейся, хохочи — только нажимай на слово «подружка».

Оркестр заиграл «Танцующую Матильду», слишком шумную, чтобы быть сентиментальной, и на этой волне воодушевления Джоку удалось подтолкнуть Фредди в зал, где их тут же окружили люди в форме, тузившие Джока и обнимавшие Фредди.

«Кажется, будто они начали веселиться еще вчера», — подумала Фредди. Здесь было шумно, многолюдно, суетливо, царило какое-то всеобщее возбуждение. Жены летчиков оделись так же ярко, как и Фредди. Временами Джок подхватывал Фредди и тащил ее танцевать. Оркестр заиграл «Давным-давно и далеко», и Фредди захлопала, даже не вспомнив, что в последний раз они танцевали с Тони под эту мелодию, да и под другую: «Весна наступит поздно»… Фредди внезапно подумала, что Джок — великолепный танцор. Музыка сменилась на «Прошу, приди ко мне…» Фредди почти развеселилась.

— Ты перестанешь напевать мне прямо в ухо? — зашипела Фредди.

— А я знаю все слова, — заметил он.

— Это не оправдание. Ты не Бинг Кросби.

К счастью, вмешались друзья, и весь следующий час Фредди, кружась, переходила от одного к другому, так что Джоку удалось сделать с ней лишь несколько кругов. Джок понимал, что обстановка не позволяет спросить Фредди, почему она плохо относится к нему. Он чувствовал себя не слишком уверенно. Фредди стала царицей этого проклятого бала. Словно какой-то дьявольский дух свободы и возбуждения вселился в нее, заставляя порхать на этих высоких каблуках, в этом сногсшибательном платье, в котором она никогда не посмела бы выйти из дома. Этот дух разрушения станет причиной ссор между многими мужьями и женами после окончания бала. И кто надоумил ее надеть эти крылышки! Из-за них другие женщины казались рядом с ней какими-то… недоделанными.