Пока мы не встретимся вновь

— Простите, дядя. Императора давно как следует не выезжали, и я подумал, что ему необходима хорошая встряска. Он так обрадовался. Я понял, что будет жестоко сдерживать его… Но вы совершенно правы. Уверяю вас, это больше не повторится. Просто ваши конюхи не дают ему достаточной нагрузки.

— Я прослежу за этим, — благодушно пообещал Гийом.

— Кавалерия, — восхищенно выдохнула Дельфина. Слова Бруно произвели на нее неотразимое впечатление.

— Мой мальчик, ты уже решил, чем займешься после военной службы? — спросил дед.

— Пока нет, дедушка. У меня много планов, но пока я еще не выбрал ничего определенного.

— Значит, ты уже не собираешься учиться политике? — резко бросил Поль. — Твои планы изменились? Ты больше не хочешь встать у руля страны?

— Только взгляните, отец, что там делается. Кабинет Поля Бонкура от партии социалистов продержался всего пять недель. Новое правительство Даладье состоит поголовно из жалких дураков: и его крайние радикалы вроде Эррио, и слабаки типа Лаваля, и все остальные — эта горстка либералов и трудовых лидеров. Бюджетный дефицит растет, и сотни тысяч людей сидят без работы, а Даладье между тем не придумал ничего лучшего для увеличения доходной части бюджета, как поднять налоги. Нет уж, увольте, я идеалист и не желаю копаться в этой грязи. Хочу сохранить чистые руки.

— А что ты мог бы предложить, раз так уверен, что все они не правы? Критиковать — проще всего, особенно с позиций идеалиста, — заметил Поль. Его разозлило высокомерие, с каким Бруно говорил о своих прежних мечтах, которые, как он уверял когда-то, составляли основной смысл его жизни.

— Я бы предложил заменить всех этих двадцать трех кретинов одним человеком, однимсильным правителем.

— Неужели все так просто, а? Откуда же нам взять этого сильного правителя? И как он придет к власти?

— Зачем далеко ходить за примерами, отец. Именно так поступил Гитлер в январе этого года в Германии, когда стал канцлером.

— Гитлер?! Ты одобряешь этого… этого преступника?!

— Признаюсь, мое отношение к нему не так просто определить, во всяком случае, к нему неприменимы такие примитивные понятия. Конечно, он мне не симпатичен, да и может ли он нравиться французу? Но, по-моему, следует признать, что он — политический гений. За несколько месяцев он подчинил себе всю страну, объявил вне закона коммунистическую партию и поставил на место евреев. Его жесткие методы быстро приносят положительные результаты. Он сметает все на своем пути.

— Ты считаешь, что Франции необходим собственный Гитлер? — загремел Поль, поднимаясь со своего места.

— Хватит, хватит, — поспешно прервала их Аннет де Лансель. — Я раз и навсегда запрещаю вам говорить за столом о политике. Сегодня такой знаменательный день для всех нас, зачем же нам его портить! Жан-Люк, налей Полю вина… Девочки, я приготовила для вас на десерт нечто особенное. — Обрадованная, что мужчины успокоились и замолчали, виконтесса вызвала колокольчиком дворецкого. — Если вам понравится, я попрошу шеф-повара научить вас его готовить. Я считаю, что хозяйка дома должна уметь готовить, независимо от того, хорош ли ее повар. Ты согласна со мной, Ева? Как же иначе ты поймешь, если он что-то неправильно сделал?

— Вполне с вами согласна, — быстро проговорила Ева, видя, что у Поля дрожат от гнева руки. «После того, что сказал Бруно, едва ли стоит добиваться его расположения, — подумала она. — Неужели это сын Поля?»

Когда затянувшийся завтрак наконец закончился, Фредди и Дельфина пошли в свою комнату переодеться для прогулки.

— Правда здорово, что у нас есть брат? По-моему, он самый лучший в мире брат, а как ты думаешь? — спросила Дельфина сестру, когда они остались наедине.

— Возьми его себе, мне такой брат не нужен, — ответила Фредди.

Дельфина повернулась и недоверчиво уставилась на нее. Фредди просто не хватает смелости признаться, какона восхищается Бруно, но зачем же так отзываться о самом красивом юноше, какого когда-либо встречала Дельфина.

— Что ты такое несешь?

— Он просто дерьмо, хоть и воображает, что самый умный, — равнодушно ответила Фредди.

— Мари-Фредерик! Я попрошу бабушку дать мне отдельную комнату. Не хочу больше видеть тебя! Ты мне противна!

— «Г» на палочке, — дерзко повторила Фредди. — В шоколаде.

Несколько дней спустя, ранним утром, когда цветы еще сохраняли ночную прохладу и свежесть, Ева вышла в сад срезать розы, прихватив две длинные плоские английские корзины и острый секатор. Она нашла все это на первом этаже замка в цветочной комнате, оборудованной тремя ваннами. В них плавали свежесрезанные цветы, из которых потом составляли букеты. Свекровь попросила Еву сделать это еще накануне вечером.

— Я люблю срезать цветы сама, — сказала она за ужином, — не прибегая к услугам садовника… Розарий Вальмона всегда был моей гордостью, и я подумала… Ева, не хотела бы ты заняться завтра цветами?

— С удовольствием, — радостно согласилась Ева, понимая, что, если уж виконтесса доверяет ей то, что всегда делает сама, значит, отношение к ней свекрови сильно изменилось.