Я надеялась, что таким образом удастся «случайно» стукнуть его по голове. Но Ярик увернулся. Увидев мое перекошенное лицо, он захохотал, как умеют хохотать только четырехлетние мальчики. Меня такой смех бесил. Меня вообще любой смех бесил, если смеялись надо мной.
– Да закройся ты!
Ярик попытался смыться, но делать это по кровати неудобно. Я поймала его за ногу и дернула на себя. Ярик шлепнулся лицом в матрац, отчего захохотал еще сильнее.
– Если будешь вредничать, – пригрозила я. – Дед Мороз не придет.
Ярик замер и замолчал. Правда, этой прекрасной тишиной я наслаждалась всего несколько секунд. Тема Деда Мороза была для брата болезненной, и я это прекрасно знала.
– Придет, – сказал он обиженно, и эта интонация была мне так приятна, что я улыбнулась.
– Не придет, – насладившись паникой на лице Ярика, я добавила: – Если будешь плохо себя вести.
Ярик вырвал ногу из моих рук и вскочил на кровати. Он сложил руки на груди, топнул, отчего едва не завалился, и крикнул:
– Придет! Он ко всем деткам приходит! Это к тебе он не придет, потому что ты злая!
После таких слов я уже не могла получать удовольствие от гнева на лице Ярика. Неприятно, когда маленький ребенок называет тебя злой. Он, конечно, прав, но… Неважно.
Я смирилась с мыслью, что больше не посплю, и спустила ноги на пол. Ярик наблюдал за мной, и, могу поспорить, я слышала скрежет его молочных зубов.
– Я не нуждаюсь в подачках старого деда, – сказала я, поднимаясь с кровати. – А к тебе он не придет, потому что ты балуешься. Деду Морозу, знаешь ли, времени может не хватить и на то, чтобы ко всем хорошим детям прийти за одну ночь. А ты плохой. К тебе он точно не успеет.
Не знаю, на что Ярик обиделся больше. На то, что я назвала его любимого персонажа старым дедом, или самого Ярика плохим, а может на сомнения в том, что они встретятся сегодня ночью. Но Ярик спрыгнул с кровати и понесся ко мне. Я стояла перед зеркалом и брала расческу, когда он выдернул ее из моих рук и стал лупасить ею мои ноги. Удары Ярика были сильными, словно он уже тот стокилограммовый мужик, выращенный на оливье.
Сперва я попыталась остановить Ярика, наклонилась к нему, чтобы схватить за руки. Но он, воспользовавшись ситуацией, стукнул меня расческой по лицу. На мгновение в глазах потемнело. Ото лба боль вспышкой прошлась до пяток. Я даже пошатнулась от неожиданности. И да, я очень разозлилась.
В таком состоянии я легко отобрала у Ярика расческу и шлепнула его по попе. Потом я закричала, сама того не желая:
– Знаешь что? Нет никакого Деда Мороза! Вот поэтому он к тебе не придет! Это все мама с папой! Они кладут тебе подарки под елку! И это они твое письмо Деду Морозу из морозилки достали!..
Мне хотелось еще много всего сказать. Про зубную фею и про волшебника с его дешевыми фокусами, который был у Ярика на четвертом дне рождения. Остановилась я не по своей воле. Просто Ярик сказал:
– А как же… Как же следы? Я видел следы из снега. От двери к холодильнику…
В глазах Ярика стояли слезы. Его нижняя губа дрожала. Меня всегда бесило, когда он так делал. Поэтому я, нисколько не проникшись этим детским отчаянием, заявила:
– Они были из муки. И, если ты не заметил, вели в одну сторону. Думаешь, Дед Мороз испарился? Ну… Он мог бы, конечно… Если бы существовал.
Ярик шумно втянул сопли. Я скривилась. Мне и свои сопли не приятны, а тут – чужие, едва не упавшие на ковер.
– Это же неправда? – спросил он, заглянув мне в лицо своими по-детски большими глазками.
– Правда. Хочешь, пойди у мамы спроси.
Последнее было ошибкой. Ярик развернулся и помчался к двери, топая так, что, наверное, соседи снизу проснулись, если их еще не разбудили мои крики.
Когда дверь за ним захлопнулась, я поняла, что совершила ошибку. Ярику всего четыре года. Ему не стыдно верить в Деда Мороза еще лет пять.
Мне едва не стало совестно оттого, что я разрушила веру в волшебство маленькому мальчику. Но тут же поняла, что это была полностью вина Ярика. Он знает, что я ненавижу, когда он приходит меня будить. И бить расческой старшую сестру – невежливо.
Впрочем, эти неоспоримые аргументы растаяли, когда я почувствовала неприятный свербеж в области сердца. Еще больше их подогрело мельтешащее перед глазами заплаканное лицо Ярика и громкий мамин крик.
– АЛИСА! – раздалось из кухни.
Ох уж этот Ярик. Сразу настучал на меня. А ведь я за него всегда горой!
– Что? – крикнула я.
Хотя этот жалкий звук нельзя было назвать криком. Скорее, блеяньем.
Мама не отвечала. Это значило только одно – она готовится к моей казни. Ну или что мне нужно подойти.
Я, скорее всего, последний раз в жизни глянула в зеркало. Оттуда на меня посмотрело два прищуренных карих глаза. Ярик сам виноват. И точка.
Я поплелась на кухню. Я как могла тянула время, чтобы подольше не показываться маме. Но двери в мою комнату и в кухню – соседние. Поэтому мама не успела остыть к тому времени, как я пришла.
Она стояла у плиты и ставила отваривать яйца рядом с картошкой, которая уже недовольно булькала. Как и я.