Пока не погаснут звезды

- Но это же твоя жизнь, Егор! – выкрикиваю я, чувствуя, как подступают слезы. – Твоя жизнь – это и моя жизнь тоже. Не молчи, пожалуйста, - я подхожу к нему, беру за руку, заглядываю в глаза, но Брато отводит взгляд, упорно не желая отвечать. И тогда я выпаливаю то, чего боюсь больше всего в жизни: - Если ты не расскажешь мне, я уйду, слышишь?! Уйду и уже никогда не вернусь! Если ты не доверяешь мне…

- Может, сейчас это и к лучшему, - вдруг говорит Егор, и мир рушится вокруг меня.

- Ты… ты готов со мной расстаться? – шепотом спрашиваю я.

- Нам лучше не видеться какое-то время, - отвечает он, становясь холодным, чужим, далеким. – Потом…

- Не будет никакого потом! – вот теперь я плачу. Сжимаю кулаки, чтобы взять себя в руки, но не получается, и я выкрикиваю: – Никогда больше не подходи ко мне, Егор Брато! Если тебе твои тайны важней меня, значит, ты всё это время лгал мне. Ненавижу тебя!

- Ильса…

Он зовет меня, но все-таки не останавливает. Я прячусь в сквере, ожидая, что сейчас он появится, жду вызова по сендеру, но Егор молчит. Меня никто не ищет, никто не пытается вернуть. Он просто отпустил меня. И я ушла. Ушла, чтобы провалится в непрекращающийся кошмар, мучавший меня по ночам, не исчезавший ночью. Я грызу себя за то, что выкрикнула Егору. Ругаю последними словами.

С родителями отношения становятся совсем напряженными. Отцу я стараюсь не попадаться на глаза, и когда узнаю, что он уезжает на несколько дней, облегченно выдыхаю. Как бы там ни было, но я не хочу, чтобы он отыгрался за мое состояние на Егоре. Мама ни о чем меня не спрашивает, но пытается расшевелить. Таскает за собой, но я только начинаю злиться и срываюсь на нее. Дня через три она оставляет меня в покое. Я оказываюсь предоставлена самой себе. И теперь слоняюсь, как тень, то подолгу просиживая под старым дубом, то на берегу реки. Всё жду, что Егор появится, что хотя бы напишет сообщение, но он по-прежнему молчит, и от полноценной истерики и попытки сотворить с собой что-то очень плохое, меня отделяют лишь успокоительные капли, которые мама незаметно капает мне в чай. Больше их добавить некуда, я почти не ем.

На седьмой день моего коматоза я снова оказываюсь под нашим дубом. И первое, что бросается мне в глаза – это лист обычной бумаги, на котором нарисована птица. Я больше догадываюсь, чем узнаю в странном схематичном создании ястреба. Под изображением птицы нарисована стрелка и написано одно слово - иди. Мое сердце пропускает удар, а потом пускается в бешеный галоп. Я опираюсь на дерево и несколько минут восстанавливаю дыхание, потому что спазм, подступивший к горлу, душит, не позволяя вздохнуть полной грудью.

А потом я срываюсь на бег и почти пробегаю мимо нового указателя, но вовремя замечаю белый квадрат. Там снова птица, стрелка и слово – туда. Я меняю направление, но уже не бегу, боясь пропустить что-то важное. Этим чем-то оказывается очередной указатель, на котором под стрелкой написано – найдешь. Четвертый указатель последний. На нем стрелка указывает вниз, и рядом написано последнее слово – идиота. Под указателем стоит на коленях Егор Брато. Он смотрит на меня и произносит только:

- Лисеныш, я не смог. Мне без тебя плохо.

- Дурак, - всхлипываю я.

Он кивает и опускает голову. Я некоторое время стою, не зная, что мне делать. Хочу броситься ему на шею, а еще хочу вытрясти из него душу, и послать ко всем чертям тоже хочу. Во мне бушует такой ураган чувств, что я едва не взрываюсь от него, но бессильно опускаюсь на колени напротив и просто реву, избавляясь от всего, что накопилось внутри за эту черную неделю безысходности.

Егор первым подходит ко мне, подхватывает под руки и ставит на ноги. Он стирает мокрые дорожки с моего лица, что-то говорит, а я захлебываюсь слезами, судорожно всхлипываю, но вцепилась ему в плечи так сильно, что убрать мои пальцы, кажется, можно только отрезав их. Я мотаю головой и выдавливаю:

- Не отпущу…

- Я больше не уйду, - отвечает Егор, обхватив мое лицо ладонями и заставляя посмотреть на себя. – И тайн у меня от тебя больше не будет.

- Мы больше не поссоримся, - уверенно киваю я.

- Никогда в жизни, - также уверено говорит Брато…

- Да лучше бы ты хранил свои тайны, - прошептала я, приседая рядом с нарисованным ястребом. – Лучше бы хранил. Я тогда согласилась бы на что угодно, лишь бы ты был рядом, Егор Брато.

Тряхнув головой, я просунула пальцы в маленькую расщелину и нащупала уголок чего-то плоского и твердого. Ухватив за уголок, я вытащила прямоугольничек прозрачного пластика. Повертела его в руках и негромко хохотнула, сообразив, что это. Древний текстовый переговорник, которым не пользуются лет сто! Где его добыл Брато? Уму непостижимо. Но стоит заметить, что решение проблемы идеально. У этого текстовика совершенно другой принцип работы, в отличие от сендера.

- Рабочий хоть? – с сомнением спросила я саму себя, вертя его в руках.

«Рабочий», - тут же проступили буквы на поверхности переговорника. – «Привет, детка».

- Набор голосом, насколько я помню? – негромко спросила я.

«Ты необычайно прозорлива».