Пока не пробил час

Перед вынесением приговора его спросили: признает ли он себя виновным? Ведь до сих пор он отвечал только «нет». Юлик долго стоял молча, потом сказал тихо:

– Не знаю…

И сел.

По залу пронеслась волна недоуменного глухого ропота. Молодой человек изо всех сил старался не смотреть на девушку во втором ряду. Потому, наверное, и наткнулся взглядом на исправника Макарова, сидевшего в первом ряду. Начальник полиции был с ним всегда жесток и холоден. Теперь же Юлик увидел другого человека. В глазах у него стояло сочувствие. Какая-то странная задумчивость и даже растерянность. В какой-то миг Макаров даже покачал головой, словно бы недоумевая или удивляясь себе…

Присяжные совещались недолго. И вердикт прозвучал: «Виновен!» Зал одобрительно загудел и продолжал шуметь, ожидая решения суда. А потом в наступившей тишине приговор был произнесен:

– Лишить всех прав состояния, сослать в каторжные работы сроком на пятнадцать лет с последующим поселением…

Юлиана увезли в тюремную камеру. Там он должен был дожидаться следующего дня. А потом за ним приедут и увезут в харьковскую тюрьму. Но ненадолго: скоро его ждет далекий и тяжелый этап.

7

Юлика сильно знобило. Последние дни погода испортилась – дули холодные ветры, гнали тучи, хотя дождей еще не было. Каменное одноэтажное здание – пристройка к полицейскому управлению – в жару хорошо прогревалось. Но стоило чуть похолодать, и оно тут же выстывало. Но молодого арестанта била неуемная дрожь не только от этого. До сегодняшнего дня он все бодрился. Да, временами накатывал страх – особенно после допросов исправника Макарова. Страх от предощущения неотвратимой беды. Однако он говорил себе: «Ерунда, все неправда, все выяснится! Уж суд-то разберется…»

Теперь же он сидел в камере, подняв плечи, натянув чуть ли не на голову куртку. Зубы стучали. От холода, казалось, останавливается сердце. Он ни о чем не думал, совершенно ни о чем. Все дни, которые он провел в этой камере, были заполнены бесконечными размышлениями: что же произошло на самом деле, почему, какова степень его вины, или все совершенно случайно?.. Можно ли было этого избежать, сделать что-то по-другому, выбрать иной вариант поведения?.. Как мучительно было думать о том, что, выйдя к городу чуть-чуть с другой стороны, он не попал бы во двор к Савичевой! Какие диалоги он мысленно вел со следователем, какие неотразимые аргументы в свою пользу находил! Иногда так увлекался, что начинал говорить вслух, размахивая руками, и только тогда спохватывался… А еще он мысленно разговаривал с матерью… и с отцом. После этих его вдохновенных монологов они спешили к нему на помощь, приводили в трепет здешнее местечковое начальство, доходили до самых верхов, до государя императора!.. Ах, какими сладкими иногда казались ему собственные фантазии! И однажды Юлик поймал себя на мысли: а ведь ни разу он не представил, что ему на помощь спешит великий магистр Дидиков – во всем своем мистическом могуществе! Почему же? – спросил себя молодой человек. И пожал плечами, прекрасно осознавая, что вера его в потусторонние силы почти сошла на нет. А вот вера в мудрый и справедливый суд росла с каждым днем приближения этого суда. Ничего иного ему и не оставалось.

И вот суд состоялся. И не осталось никаких надежд, упований. Никаких мыслей. Только дрожь от холода.

На столе перед ним стояли миски с едой, кружка с чаем. Ужин принесли совсем недавно, он был еще теплым. Но Юлику не просто не хотелось есть: ему даже мысли такой не приходило. Наверное, он просто не заметил, когда конвоир занес и поставил еду на стол, не услышал, что тот говорит… Хотя кормили здесь хорошо. В первые дни ареста он даже пошутил:

– Может, я не заключенный, а гость, с которым не хотят расставаться? Или здесь всех преступников так обхаживают?

У него и камера была особенная – уютная, если можно так выразиться. Не нары, а железная кровать, мягкий новый матрац и подушка, чистое белье. Стол со стулом, в нише за занавеской – полочка для вещей. И даже – коврик на полу: старый, конечно, вытертый, и все же… Но, конечно, особенно хорошо было питание.

На его реплику дежурный городовой ответил, что еду ему приносят из ближайшего ресторана по особому распоряжению исправника Макарова.

– Другие, которые арестованные, известно, кормятся за казенный счет, как положено. А для вас особое распоряжение вышло.

Когда же на очередном допросе Юлик шутливо-изысканно попробовал поблагодарить исправника, тот сухо усмехнулся:

– Это дань вашему происхождению. Многие именитые горожане были дружны с вашими родителями, уважают их. Их, но отнюдь не вас!

Теперь ресторанная порция бефстроганова, салат, кусок яблочной шарлотки и чай стояли нетронутыми.