Пока не сказано «прощай». Год жизни с радостью

Во время вечеринки я не могла свободно общаться с гостями. Не присутствовала за пиршественным столом под крышей дома. Я не вставала с кресла.

Тогда я могла ходить только с помощью Джона, который должен был держать меня под мышки, чтобы не дать упасть, точно я годовалый ребенок. Я не хотела, чтобы меня видели такой.

Это называется гордость.

А еще я не съела ни кусочка манго. С моими слабыми руками я ем примерно так же аккуратно, как двухлетний малыш, и мне трудно говорить и есть одновременно, не поперхнувшись.

Зато рядом со мной стояла миска с оливками. Оливки вкусные — раз; их легко брать руками, жевать и глотать — два; в них полно полезных для организма жиров, то есть максимум пользы при минимуме усилий, — три; и еще они соленые, что сокращает число походов в туалет, где муженек должен усаживать меня, словно годовалого младенца, на горшок, — четыре.

Помню, много лет назад я летела с малюткой-дочерью в самолете, всю дорогу держа ее на руках, и всю дорогу жалела себя из-за того, что не могу откинуть столик и нормально поесть. Это же чувство я много раз испытывала в последующие годы, когда подрастающие дети всячески мешали мне есть своими капризами, слезами, баловством и потасовками.

Мы долго планировали эту вечеринку, долго готовились к ней, а я все думала, как-то я буду чувствовать себя теперь, когда не смогу съесть с гостями ни кусочка еды. Когда мне придется отказаться от выпивки, потому что я и так с трудом хожу и говорю.

Я думала о том, что буду чувствовать, глядя на милых леди на каблучках. Каблуки всегда казались мне страшно сексуальными, в них я чувствовала себя настоящей женщиной. Любила я каблуки.

Но после того, как я упала и сломала ключицу, я начала раздаривать свои каблуки. «Какой у вас размер ноги?» — спрашивала я у тех, кто чем-нибудь мне помог.

Я прекратила это делать, когда меня осенило: я ведь смогу снова их носить, когда буду прочно сидеть в инвалидном кресле. Ба!

Так как же я чувствовала себя во время вечеринки, переживала ли по поводу всего вышеназванного? Каблуков? Выпивки? Еды? Восемьдесят пять блюд! Раньше я подкараулила бы момент, когда на меня никто не смотрит, и ткнула бы вилкой в каждое по очереди, чтобы попробовать все.

Так как же я себя чувствовала?

Я ушла, не сказав никому ни слова.

Было около половины одиннадцатого, праздник был в самом разгаре, музыка гремела, люди смеялись, когда Джон в первый раз повел меня в туалет.

Я тут же поняла, что слишком устала и не могу больше ни ходить, ни говорить, и попросила его уложить меня спать.

Стереосистема стояла как раз под окном спальни. Звучал старый хит «Скуиз», «Черный кофе в постель». Под его звуки я тут же мирно уснула.

Такой вот триумфальный успех.

Лишь на следующий день, в тишине и покое, я вспомнила, что Мэри, женщина, которая приехала из Оклахомы, вручила мне какой-то пакетик.

— Подарок на будущее, — сказала она.

Я поставила его на пол у кресла и напрочь о нем забыла.

На следующее утро Джон спросил:

— Кто это подарил тебе божью коровку?

Я сразу поняла, что это Мэри.

Мы с Мэри не были близкими подругами, но я ее очень уважала. И когда она вышла на пенсию, отправила ей открытку с божьими коровками.

Когда мне поставили диагноз, Мэри прислала чек и написала, что ей очень нравятся мои божьи коровки — их «благословение», как она выразилась, — и моя открытка все еще живет у нее на кухонном окне.

Тогда я послала ей записку, поблагодарила ее и объяснила, что божьи коровки имеют для меня особенный смысл.

Нет, я не коллекционирую салфетки, кухонные полотенца, солонки и перечницы с божьими коровками. В моем доме вообще нет ни одной божьей коровки. Лишь память о них живет в моей душе.

Наш племянник Чарли долгое время страдал от редкой формы детской онкологии — невробластомы. В возрасте семи лет он умер. Его родители — сестра Джона Карен и ее муж Берни — похоронили его на кладбище возле иезуитского собора в Пенсильвании, под шатром из янтарной и золотой листвы, среди священников и монахинь.

На похоронах присутствовали бабушки и дедушки с обеих сторон, тети, дяди, кузены и кузины, в том числе и совсем маленькие дети. Никто не знал, что сказать. Все стояли молча, окружив маленький белый гробик.

И вдруг прямо на него опустился целый рой божьих коровок, и дети сразу засмеялись, подбежали к гробику, стали их ловить.

Для меня это было как Божий знак, указание на то, что Господь приемлет душу маленького Чарли. А улыбками детей Он напоминал нам, что жизнь продолжается.

Я думала о той минуте, когда разворачивала подарок Мэри — маленькую эмалевую божью коровку, алую с черными крапинками и отделкой из горного хрусталя на крылышках, под которыми, стоило их развести, открывалась коробочка.

Огромная праздничная палатка уже разобрана. Посуда перемыта. Кулеры пусты. Машины для коктейлей и бочонки возвращены хозяевам.

А малютка божья коровка стоит на моем комоде.

И жизнь продолжается.

Путешествие внутрь себя Май — июнь

Скрапбукинг

Фотографии. У меня их тысячи — наши дети, наши путешествия, вся наша жизнь. Тысячи.