Читаем Пока не сказано «прощай». Год жизни с радостью полностью

— Думаю, нам следует согласиться, — сказал Питер.

— Обещаю, что ты будешь мной гордиться, — заверила я его. — Я в себе уверена. Буду писать до последнего дня.

На лице Джона, когда я сообщила ему новость, отразилась внутренняя борьба. Я знала, о чем он думает. Я сто раз слышала эти слова, читала их в его взгляде: «Знаю, ты хочешь, чтобы я был счастлив. Знаю, тебе нужно, чтобы я был счастлив. Но мне так грустно».

Он переживал смятение. Если бы не моя болезнь, эта книга никогда не появилась бы на свет. Речь шла о моей жизни в обмен на финансовую свободу. Страшный выбор.

— Просто я хочу, чтобы ты была здорова.

— Знаю.

— Я предпочел бы остаться с тобой, а не с этими деньгами.

— Но это невозможно, — сказала я. — Так что будем считать деньги наилучшим возможным финалом наихудшего сценария. Это мой подарок тебе.

В ту ночь я лежала без сна подле мужа и снова и снова думала о том, что нет, видно, худа без добра на свете, они как инь и ян. И никакой это был не выбор. А просто жизнь.

День, начавшийся с унижения, закончился фантастически.

Вот и прекрасно.

Мой триатлон


На следующий день я принялась за книгу всерьез.

И тут же поняла, как и в случае с альбомами, что до сих пор темпы были недопустимо медленными. Я проводила время, мысленно путешествуя по жизни вперед и назад, заново переживая моменты счастья, делая небрежные наброски. От силы процентов десять книги можно было считать законченными, а мне оставалось всего несколько месяцев координации движений.

Я сделала глубокий вдох.

Мне предстояло пройти триатлон.

Но я не тревожилась.

Я готовилась к этому почти всю взрослую жизнь. Выстукивала на клавиатуре компьютера истории для газеты, сидя в зале суда округа Палм-Бич и наблюдая со своей привилегированной передней скамьи за всяким отребьем.

Слишком часто героями моих историй становились подростки-убийцы, выросшие без признаков родителей на горизонте. Или люди, во цвете лет погибшие под колесами машин пьяных водителей, — родственники жертв так рыдали в зале суда, что скамьи под ними ходуном ходили. Или мужья, которые нанимали головорезов, чтобы порешить своих жен, — и наоборот.

Иногда преступления бывали настолько бессмысленными, что меня досада разбирала. Порой сами преступники оказывались до того несчастными и заброшенными, что я поневоле задавалась вопросом: уж не виновно ли тут общество? Иногда подробности преступлений оказывались столь жестокими, что я, возвращаясь вечерами домой, прижимала к себе детей, благодаря Бога за то, что с нами все в порядке.

Но иногда бывало и по-другому. Так, я написала очерк о судье Верховного суда Барбаре Париенте, у которой обнаружили рак груди и которая продолжала работать, заседая в суде абсолютно лысой.

Еще я написала большую статью о бездомной женщине по имени Анжела Глория Гонсалес, которая самостоятельно изучила юриспруденцию и затем сама представляла себя в федеральном суде и выиграла дело, — ее приговор был отменен как вынесенный на основе расовой дискриминации.

«Такого вообще не бывает, — сказала я ей прямо. — Вы уникальны».

И все же наибольшую гордость мне как журналисту доставляет тот факт, что я вывела на чистую воду четверых убийц и вынудила главного прокурора рассказать историю, которую никто не хотел делать достоянием гласности.

Все началось с заговора против красивой блондинки по имени Хизер Гроссман. Ее бывший муж Рон Сэмюэлс, бизнесмен, страдал манией величия и привык всегда получать все, что хочет. И вот, когда при разводе Хизер добилась права опеки над их детьми, он захотел, чтобы она умерла.

Дело было не в том, что Рон так уж любил своих детей, как показала потом на суде его новая жена. А в том, что ему страшно не хотелось выплачивать алименты.

И тогда Рон пошел к своему другу-наркоману, который сидел на крэке, тот в свою очередь пошел к дилеру, который продавал ему крэк, а уж тот нанял двух отморозков, чтобы те «грохнули жену». 14 октября 1997 года один из тех двоих — Роджер Раньон — зарядил дальнобойную винтовку и выстрелил Хизер в основание черепа, пока она и ее новый муж, сидя в открытой машине, дожидались зеленого сигнала светофора.

Хизер выжила — и осталась парализованной.

Рона Сэмюэлса тем временем арестовали и судили за попытку убийства. В октябре 2006-го ему был вынесен пожизненный приговор. Но четверо его подельников остались на свободе. Им обещали неприкосновенность в обмен на показания.

Я неделями сидела возле Хизер Гроссман в зале суда. Я видела, как ее день за днем привозили туда в инвалидном кресле и ее голова неподвижно лежала на его спинке. Я видела, как слезы текли ей в ухо, слышала, как делает «ш-ш-ш-шу-у-у» аппарат, вентилирующий ее легкие.

Скоро я сама узнаю, каково все это.

Но со мной это сделает болезнь. А в Хизер Гроссман стреляли. Четверо мужчин сговорились. И один всадил пулю ей в мозг.

Должны ли они оставаться на свободе?

Один из помощников главного прокурора сказал:

— Из этого не выйдет истории, Сьюзен. — И еще: — По крайней мере такой, которой заинтересуются основные каналы. И босс будет в бешенстве.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное