Пока не сказано «прощай». Год жизни с радостью

Так что, наверное, это была шутка. Мы ведь собирались к Кляйнфелду, где снимается шоу телеканала Ти-эл-си. Так почему бы не заглянуть и в «Нью-Йорк Инк»? Магазин татуировок в Бруклине, тоже со своим шоу на Ти-эл-си.

Ну и ну. Для людей, живущих преимущественно без кабельного, мы испытываем удивительно сильное влияние телевидения.

— Я сделаю себе татуировку вот здесь, — со смехом сказала я.

— Где, мам? На бедре?

Ох-хо-хо. Я больше не могу наклониться, чтобы показать.

— Нет, на лодыжке. Там будет написано… — Я сделала паузу, чтобы дать передохнуть языку. Теперь приходится отдыхать перед длинными словами. — «Серендипити».

— Что это такое? — спросила Марина.

Прозорливость. Удача. Интуиция. Способность находить желаемое в самый нужный момент.

Этим словом я описала бы всю мою жизнь.

— Посмотри в словаре, — ответила я.

— Ой, мама, — сказала Марина, закатывая глаза, — я никогда ничего не смотрю в словарях. Ты же знаешь.

Зато как отплясывает твой дружок Кейси, вихляя тощим задом и напялив светлый парик, ты смотришь, подумала я. В «ЮТубе».

Я и думать забыла об этом разговоре, когда пару дней спустя Марина вдруг подошла ко мне и уселась на ручку моего кресла, как она часто делает. Взяла прядку моих волос, аккуратно заправила ее за ухо. Люблю, когда она так делает.

— Я правда хочу сделать себе татуировку в Нью-Йорке, — сказала Марина.

Только этого не хватало. Черт меня дернул за язык.

— Синий василек на лодыжке.

Она улыбалась, но я видела, что она не шутит.

— Почему, милая?

— Потому что это символ БАС.

Похоже, она не только «ЮТуб» смотрит. И кое-что знает.

Конечно знает. Она же умная девочка. И от жизни ее не спрячешь. Она знает мой диагноз. Мое будущее. Знает, что лекарства от этого нет. И что конец близок.

И она хочет удержать меня, навсегда. Сохранить прямо у себя под кожей.

И она почти уговорила меня. Правда.

Пока не вмешался Джон, этот воплощенный голос разума:

— Никаких татуировок, Сьюзен. Господи! Ей всего четырнадцать.

Поддержка

«Мариотт Маркиз» — громадный отель, прямо на Таймс-сквер. Если есть на свете полная противоположность Черепашьему пляжу с его сапфировыми водами и безлюдным песком, поняла я, то это наверняка Таймс-сквер.

Люди там повсюду, даже на дороге. Хотя на машинах там ездить запрещается.

Над головой вздымаются дома. На каждом этаже — светящиеся буквы высотой в тридцать футов. Здание, с которого сбрасывают новогодний шар, от фундамента до крыши закрыто электронными рекламными щитами. Прямо посреди проезжей части — полицейский участок.

Да, а про живых кукол — персонажей разных мультфильмов, которые клянчат мелочь в обмен на фото с детишками, я говорила?

Главный вход в «Мариотт Маркиз» находится в глубине короткого туннеля, за четырьмя рядами припаркованных такси. Внутри можно увидеть людей, одетых во что угодно — от сари до ковбойских шляп. Целый набор лифтов доставляет постояльцев лобби восьмого этажа, а оттуда — в центральный атриум на сороковом этаже.

Посредине круглые стеклянные лифты то и дело уносят людей наверх. Лифты напоминают пневматические трубы. Помню, мама раньше клала деньги в такие чеки, когда подъезжала к окошку обслуживания в банке. А я получала взамен леденец.

Такие трубы еще показывают в старых фильмах, где есть почта.

Мне они ужасно нравились.

Я не была в Нью-Йорке с 1988 года, когда одно лето работала интерном в ООН. Тогда я жила в комнате без ванной в женском общежитии «Марта Вашингтон», где крысы были величиной с кошку.

Я с удовольствием вспоминаю то лето. Я много работала в ООН. Гуляла по городу. Подружилась с интернами со всего света. Ездила с ними на метро в таинственные, далекие Квинс и Бруклин, где они угощали меня своей национальной едой.

Теперь мне предстояло увидеть совсем другой Нью-Йорк. Он не только подрос на два фута — из-за того, что я сидела теперь в инвалидном кресле, — но и сильно изменился, на взгляд матери, чья несовершеннолетняя дочь глазеет на каждую витрину.

Не говоря уже о том, что теперь рядом с нами ковыляла Стефани, еще не вполне оправившаяся после трехчасового перелета из Флориды, который она провела, вцепившись руками в ручки кресла так, что побелели суставы.

По просьбе моего издателя мы прибавили к нашей поездке еще один день. Сначала я была против. Я планировала провести это время с Мариной. Но издатель предложил оплатить нам лишний день в городе и разницу при обмене авиабилетов. Как говорит Марина: «Кто откажется?»

Так что нашим первым делом в городе была встреча с издателем.

Пока я была занята, Марину взяли на прогулку по городу «два голубых папочки», мой агент Питер и его друг. (Шутка «для своих» — на самом деле они самые что ни на есть натуралы, оба женаты.) Перво-наперво они отправились в отель «Плаза» («Уэсли раньше был БЕЗЗ УМА от „Приключений Элоизы в Плазе“», — сообщила им Марина), потом пошли в Сентрал-парк, а оттуда — в японский магазин «Юникло», который Марина нашла слишком странным, чтобы там что-нибудь купить.