Пока не видит Солнце

После этой первой встречи мы виделись почти ежедневно. Меня приглашали к ним в гости, а Алена приходила сама. Мы обсуждали открытие нового ателье, помогали искать помещение, выбирали оборудование и разрабатывали дизайн вывески. Мы много общались с Ильей, и я чувствовала его интерес, но всячески старалась дать понять, что мое сердце занято. Через неделю он уехал, а вслед за ним в Москву засобиралась и Алена. Надежда сразу поняла ее замысел и спросила напрямую, не испытывает ли она какие-то чувства к ее сыну, но Алена уверяла, что вдохновилась рассказами Ильи о подиуме, о профессии модели и о Москве.

Моя жизнь стала налаживаться: я впервые почувствовала твердую почву под ногами. Я своими руками создавала изделия, которые с удовольствием покупали клиентки нового ателье. За короткий срок я стала правой рукой Надежды, и она позволила мне обслуживать самых важных клиентов.

Дома тоже все было хорошо. Светлана гордилась моими достижениями, называла меня целеустремленной и трудолюбивой. Наши отношения были теплыми, как никогда, и я сама не заметила, как стала называть ее «мама Света». В этот период и пришло известие о том, что Тихоня выходит из тюрьмы по УДО через месяц. Я была на седьмом небе от счастья. Мне так хотелось быстрее его увидеть, броситься ему на шею, сказать, что я люблю его больше всего на свете! Я считала дни и часы до его возвращения, а вот настроение Светланы, напротив, становилось все мрачнее и мрачнее. Весть о приезде Тихони ее совсем не обрадовала. Она металась из стороны в сторону, словно пытаясь мне что-то сказать, но так и не нашла в себе силы.

Помню, это было субботнее ранее утро. В ворота постучали, и я пошла открывать. Светлана ждала подругу на примерку и я, будучи уверена, что это она, выскочила к воротам в домашнем халате, нечесаная. А когда открыла калитку, замерла – передо мной стоял Тихоня! Широко улыбаясь, он распахнул мне объятия. От восторга у меня закружилась голова, я упала ему на грудь и крепко прижалась.

Тихоня сильно изменился, в нем мало что осталось от того худощавого мальчугана, которым я его помнила. Не помню, чтобы Тихоня рассказывал о проведенных в тюрьме годах – видимо, не хотел меня тревожить. Но по обрывкам случайно брошенных фраз я могла себе представить, в каком аду приходится жить заключенным.