Пока не взошла луна

Он волновался, складывая и запихивая деньги в карман. Он опасался, что кто-нибудь войдет, но не слышал ничьих шагов. Где Экин это взяла? Салим выглянул во двор и увидел, что поблизости никого нет. Он снова юркнул в хлев и достал деньги. Салим пересчитывал их, и сердце билось как сумасшедшее, он обливался пóтом. Остался один вопрос: принять ли их?

Он тяжело зарабатывал каждую лиру, продал последние украшения мадар-джан за несколько евро, воровал хлеб, чтобы накормить семью, и теперь просто не видел другого выхода. Без этих денег он не мог обойтись и верил, что заслуживает их. Он сунул пачку в карман и прикрыл ее рубашкой. Глубоко вздохнув, Салим вышел из хлева и направился через двор к дороге. Он не оглянулся, чтобы посмотреть, не идет ли за ним армянка.

Он сел в углу, прижав карман к стенке грузовика. Машина тряслась на пыльной дороге, а Салим сидел, опустив голову, чтобы не встречаться ни с кем взглядом.

В его кармане лежал ключ ко многим возможностям. Теперь Салим мог заплатить за нелегальную переправу обратно в Грецию, хотя уже смирился с тем, что паспорт он не получит. Но теперь он мог снова обрести семью. Он понимал, что должен принять решение, и деньги подталкивали его к этому.

А еще он понимал, что Экин украла эти деньги у отца, и теперь вернуться на ферму он не сможет.

«Мне нужны эти деньги. Я слушался, когда мистер Полат приказывал сделать то и это, а потом переделать, когда ему не нравилась моя работа. Беженцы не в том положении, чтобы спорить. С помощью этих денег я могу выбраться отсюда и найти семью. Так разве имеет значение, почему она это сделала?»

И Салим принял решение. Рассказывать хозяевам о деньгах Салим не собирался – он не смог бы ничего объяснить. Ему нужно было как можно скорее отправляться в порт и найти лодку до Афин. Другого решения он не видел.

Убедившись, что Хакан и Синем легли спать, он пересчитал деньги, потом еще и еще раз, пока не убедился, что они настоящие и что этой суммы достаточно, чтобы снова отправиться в дорогу. Денег оказалось намного больше, чем он получил в ломбарде за мамины браслеты.

Салим никогда не видел мать без этих золотых браслетов. Он знал, что когда-то они принадлежали бабушке и это был подарок от нее дочери, с которой они так и не встретились.

Он коснулся отцовских часов на запястье. Наверное, так относилась и мадар-джан к этим браслетам – единственному, что осталось ей от матери.

Салим понятия не имел, где сейчас его мать, но видел ее яснее, чем во время всех этих месяцев, когда они ехали бок о бок, тряслись рядом в автобусах, сидели в тесноте на пароходах, спали в одной комнате и вместе переживали за Самиру и Азиза. Туман рассеялся, и Салим увидел мадар-джан как настоящего, живого человека. Он закрыл глаза и представил мамины объятия, ласковые и прощающие все. Он молился, чтобы на этот раз у него все получилось.

Салим

37

В этот раз прощаться с Хаканом и Синем оказалось еще тяжелее. Салим заручился деньгами и решимостью. Но у него не было документов, чтобы пересечь границу.

Добрые хозяева удивились этому внезапному решению уехать, но не стали его удерживать. Синем засуетилась, складывая еду, две пары шерстяных носков, три футболки и ветровку. Салим свернул одежду и засунул в рюкзачок, который закинул на плечо. Резкий ветер предвещал наступление холодов, и теплые вещи могли его спасти.

Пачка денег лежала в кармане. Ее прикосновение к ноге успокаивало. Салим понимал, что если его арестуют, то деньги найдут, но не мог решиться спрятать их в другом месте.

Он восстановил в памяти свой маршрут и сел на автобус до побережья. У него мурашки побежали по телу, когда автобус проезжал мимо полицейского участка в Измире, где с ним так грубо попрощались.

У Салима вспотели руки. Сейчас, в одиночестве, он мало что мог сделать, чтобы справиться с собой. Он вспоминал слова, которые шептали его родители в тяжелые минуты, в минуты надежды или когда им хотелось обрести мир: «би-сми-Лляяхи-р-рахмаани-р-рахиим… Во имя Аллаха, Милостивого, Милосердного…»

Салим обдумал два известных ему способа попасть в Грецию. Он мог найти перевозчика, и тот доставил бы его на греческий берег. Это стоило дорого. К тому же, почуяв его отчаяние, с него могли запросить за переправу еще больше. Если бы у него ушли на это все деньги, не на что было бы добираться из Греции в Италию.

Мальчишки в сквере Аттики рассказывали, что некоторые приплывали в Афины на торговых судах, перевозивших грузовые автомобили. Джамаль объяснил, как это делалось. Картина вырисовывалась не самая привлекательная: «Сначала залазишь под ходовую грузовика. Для этого выбираешь момент, когда никто не смотрит. В порту много народу, поэтому ждешь, пока водитель и охранники отвлекутся. А когда залез – уже не вылезаешь, пока грузовик не окажется на корабле. И там тоже не высовываешься: ни шороха, ни звука, и неважно, сколько продлится плавание. Трудность еще и в том, чтобы незаметно выбраться с корабля, когда он встанет в порту».