Пока ненависть не разлучила нас

Два или три паренька из свиты встали, ухмыляясь. Александр, чувствуя за собой поддержку, сделал шаг и положил руку на плечо Рафаэля. Тот обернулся. Лицо его выражало отчаянную панику и отчаянную решимость. Александр увидел только панику и протянул руку, чтобы схватить его за шею. К нему поспешили помощники. Рафаэль вывернулся и нанес удар точно в нос. Мне показалось, что я услышал хруст носового хряща, а уж потом тонкий взвизг поросенка, которого режут. Остальные, почувствовав угрозу, толпой окружили Рафаэля. Я встал с ним рядом и одного из надвинувшихся отодвинул, прижав к стене.

Дверь раздевалки распахнулась.

– Что тут происходит?

Инструктор по плаванию, коренастый широкоплечий мужчина, уставился на Александра, увидев кровь у него на руках и на груди. Потом перевел взгляд на сбившихся в кучу ребят и, проследовав за их озадаченными взглядами, обнаружил нас, стоявших рядом и приготовившихся к обороне.

Факт свидетельствовал против нас, дело было очевидным.

Рафаэля вызвали в кабинет к директору первым. Я дожидался в коридоре и очень боялся. Месье Лапорта боялись все. Говорили, что для озорников и неслухов он скор на оплеухи, а его любимое наказание – поднять человека на метр от земли за уши. Плотный, высокий, с низким голосом, густыми бровями и пронзительным взглядом – таким вот был месье Лапорт, и от одного его вида все трепетали. Я ждал, что сейчас Рафаэль закричит от боли, и к горлу у меня подкатывал завтрак, с которым я готов был расстаться. Но пока до меня доносились только громовые раскаты голоса людоеда. Сыпались устрашающие слова: идиот… наказание… родители… выговор…

Дверь открылось, и мне захотелось убежать. Но чудовище уже стояло рядом, оно вывело Рафаэля в коридор. Я уставился на приятеля, боясь, что увижу следы пыток. Но, похоже, его не тронули.

Директор посмотрел мне прямо в глаза, он явно колебался, а у меня душа ушла в пятки.

– Ладно, хорошо. Отправляйся в класс.

Мне показалось, я ослышался, но в следующую минуту, ошалев от счастья, уже ринулся вслед за Рафаэлем. Я постарался немного продышаться и только потом с ним заговорил:

– Я сказал, что ты ни при чем. Наоборот, хотел нас разнять.

– Спасибо.

В легких у меня было слишком мало воздуха, чтобы выразить всю полноту благодарности.

Рафаэль повернулся ко мне и улыбнулся.

– Спасибо? Это я должен тебя благодарить.

– Да нет, что ты!

Вообще-то мне сейчас было не до разборок, кто и кому должен быть благодарен, мне хотелось отдышаться и точно узнать одну вещь.

– Он тебя бил?

– Нет, не по-настоящему, – спокойно ответил Рафаэль.

– За уши, да?

– Да.

– Плакал?

– Нет. И, похоже, это его разозлило.

Я посмотрел на его уши, они были красные.

– Высоко поднял?

Я не мог не спросить об этом!

– Да нет, не поднимал. Просто тряс.

– Понятно!

– На триместр запретил ходить в бассейн, но на это мне наплевать. И еще назначил одно наказание.

– Какое?

– Написать триста раз: «Я не должен драться со своими товарищами».

– Жуть!

– Но это еще не все. Он зовет к себе завтра моих родителей. Мне теперь хоть умирай!

– Да ты что…

Вот тут-то я понял, до чего же мне повезло, что меня отпустили! Я представил себе, как плачет мама, как воздевает вверх руки отец…

– Но и это не худшее.

Я оставил своих родителей в трагических позах, точно зная, что мне такого наказания более чем достаточно, и спросил:

– А что еще?

– Я должен извиниться перед сволочью Александром.

– Ух ты! Но это уж слишком!

Рафаэль

Я боялся, что скажет отец. Человек спокойный, мягкий, он совершенно менялся, если речь шла о школе или учебе. Школа – святая святых, главное в жизни, показатель достоинств и недостатков, успехов и провалов, от которых зависит будущее.

Отец прочитал записку и удивленно посмотрел на меня.

– Ты? Дрался?

Его недоверие говорило, что до сегодняшнего дня меня считали дома кроткой овечкой.

– Я защищался.

Отец повысил голос:

– Ты прекрасно знаешь, что я не хочу, чтобы ты дрался. Если кто-то из ребят пристает к тебе или дразнит, ты должен подойти к учительнице и сказать, а не распускать руки.

– Знаю, но он меня…

– Не хочу ничего знать. – Отец сурово взглянул на меня и стиснул зубы. – Ты не должен был его бить. Точка.

Он сердился на меня, и у меня защипало в горле.

– Нет, ты послушай! Он сказал, что мне… Хотел…

– Замолчи! Ты не имеешь права бить своих товарищей!

Я расплакался. Слишком тяжкий день выпал мне на долю, я же еще не взрослый. Драка. Гнев Лапорта. Мои несчастные уши. Страх перед наказанием.

– Реви, сколько хочешь! – сердито продолжал отец. – Как я завтра буду выглядеть перед директором? Дураком?!

– Успокойся, Жак, – вступилась мама, чувствуя, что отец разгорячится сейчас без меры.

– Успокоиться? Да как я могу успокоиться? Разве так я воспитывал своего сына? Хотел вырастить из него драчуна и бандита? Что я буду говорить директору? А если родители этого мальчика подадут на нас жалобу? Если мы с тобой пойдем из-за него в тюрьму?

Папа любил все преувеличивать, но зрелище моего отца в наручниках и мамы, рыдающей у его ног, потрясло меня.