Пока ночь

Но он прекрасно знал врожденную склонность Виолетты к случающемуся время от времени преувеличению чувств и уже через минуту успокоился настолько, чтобы надеть пальто, сообщить пани Магде, что его не будет часок-другой, а если задержится дольше, то позвонит - и спуститься в мастерскую, где взял на время черный мерседес одного офицера, пользовавшегося за несколько мелких, хотя и существенных услуг мастерской Трудного по самым низким ценам.

Мерседес летел как сатана и, несмотря на метель, к этому времени завьюжившей весь город, Трудны добрался на Пенкную за неполных двадцать минут.

Ему открыл Конрад.

- Я его только лишь обнаружил, - сообщил он уже на пороге.

Облегчение по причине того, что увидал сына целым и здоровым было слишком сильным, чтобы Трудны сразу же мог подробно начать выпытывать, кого же конкретно сын обнаружил.

Он сбросил припорошенное снегом пальто и спросил:

- Где мать?

- На чердаке.

Это уже было кое-что. До сих пор Виолетта на чердак даже и не заглядывала, да и теперь поднялась туда не из чистого любопытства.

Не успели они с сыном подняться на второй этаж, как Ян Герман отметил две вещи. Первая касалась царящей в доме тишины и бросавшегося в глаза отсутствия работников. Вторая основывалась на коротком сопоставлении: Виола - чердак - Конрад.

- Ты обнаружил там нечто такое, что мать освободила от работы всех людей и зазвала меня домой как на пожар, - сказал он утвердительно.

- Угу, - подтвердил Конрад.

Трудны задержался перед лестницей, ведущей на чердак; из открытого в потолке лаза падал анемичный свет электрической лампочки.

Тишина царила и здесь.

- Где дедушка с бабушкой?

- У Старовейских.

Трудны внимательно поглядел на сына.

- И что же это? - тихо спросил он.

Конрад только усмехнулся, как бы извиняясь.

- Труп.

- Труп?

- Труп. Останки.

Какое-то время они помолчали.

- Чьи?

Левой рукой Конрад выполнил какой-то неопределенный жест.

- Не знаю. Старые уже. По-моему, детские.

- Детские?

- Угу. Девочка. На ней... вроде бы как клочки юбки.

Трудны глянул на часы, тут же забыл, какой там был час, посмотрел в светлый квадрат лаза над собой, похлопал по карманам пиджака в поисках сигарет, наконец вернулся взглядом к Конраду.

- Она там? - шепотом спросил он. - Я ничего не слышу.

- Сидит и курит, - точно так же, шепотом, ответил сын.

Виолетта курила крайне редко. Собственно говоря, случалось это только лишь в исключительных ситуациях.

- Возле этого тела?

- Ага.

Движением головы Трудны приказал Конраду оставаться на месте, после чего полез наверх.

Благодаря Юзеку Щупаку и его Цыганам на чердак можно было, по крайней мере, свободно войти да еще и сделать пару шагов влево и вправо вдоль северной стенки с рядом небольших слуховых окошек с пожелтевшими от многолетней грязи стеклами. В самый первый раз Трудны сюда еле втиснулся, теперь же можно было стоять выпрямившись, не боясь того, что торчащая непонятно откуда проволока, сухой ивовый прут, гвоздь или щепка выбьют ему глаз. Трудны осмотрелся. Лампа стояла на полу в северо-восточном углу, длинный кабель в изоляции шел от нее к лазу и спускался вниз. Голая, не прикрытая абажуром, очень мощная электрическая лампочка не столько разгоняла таившийся здесь в такую пору густой мрак, сколько выпихала его и выталкивала, порубленный на мириады маленьких и крупных теней, в дикую чащобу покрытой толстым слоем пыли рухляди, заполнявшей остальную часть чердака. В сумме Трудный видел чердак как сюрреалистические джунгли останков тысяч произведений людских рук - есть кладбища и кладбища; и чего только не было в этом некрополе...! Трудны вовсе не удивлялся увлеченности Конрада этим местом: оно было словно старинная гробница давным-давно позабытых царей, где с равной вероятностью можно было наткнуться на ядовитую змею, равно как и на шкатулку с алмазами. Вот только Конрад - рассеянно подумал Ян Герман - наткнулся здесь на людские останки.

Он подошел к жене. Та сидела на каком-то деревянном ящике, придвинутом под самую кирпичную стенку, в метре от лампы, и действительно курила сигарету. Виолетта глядела в бок, за вертикально стоящие громадные плоскости обтянутых серой бумагой картин, куда-то в глубь кучи железной рухляди, высящейся чуть ли не под самый потолок. При появлении мужа она даже не повернула головы, не сказала ни слова, вообще даже не пошевелилась. Просто сидела и глядела. Недвижный дракон ее тени распластался по коричневым кирпичам стены. Чердак не отапливался, да и утепление было не ахти каким: поверх платья Виолетта надела серый вязаный свитер Яна Германа, несколько большой для нее, тем не менее, она поплотнее закуталась в него, съежившись на этом своем ящике, прижав левое предплечье горизонтально к животу и подтянув коленки к себе и вверх.