Пока ночь

На следующий день Гречный принес деньги за пустые бланки. У его косоглазого приятеля левая щека раздулась как пузырь. Трудны попытался как-нибудь деликатно и тонко прозондировать Гречного по вопросу ночного видения Седого, но тот совершенно не желал об этом говорить. Он предложил новое дело, связанное с контрабандой оружия, но тут уже Трудны дал собеседнику крутой отпор, так что встреча завершилась довольно быстро. Около полудня прибыл транспорт коньяка, и ближайшие три часа, вплоть до того, как груз был в безопасности складирован в подвале, у Яна Германа было по уши работы по отгону от ящиков массы добровольных помощников с пересохшими глотками: здесь воровали все и вся. Позвонил генерал-майор с благодарностью за уже установленную сантехнику; он даже словом не упомянул про Хоффера, впрочем, Трудны тоже не стал о нем говорить. Сгущающаяся на дворе мрачная зимняя темень раннего вечера навела его на совершенно иные мысли. Мясо. Мясо. Что же это было, что за штука, какое создание висело перед моими глазами в воздухе, в моем собственном доме? Что я видел? Что это такое? А страх подшептывал ему все менее и менее логичные решения загадки. На самом же деле - логичных вообще не было. Он увидал невозможное, так что логикой здесь и не пахло. Тогда Трудны вспомнил про Коня, своего однополчанина времен битвы под Радзимином, когда они творили неразлучную парочку: двое самых молодых солдат в их взводе - из Коня потом сделался великий ученый, профессор; жил он где-то в пригороде. А вспомнил он о нем, потому что именно сейчас пригодилась бы приличная порция противоядия от карикатурности собственного воображения в виде дозы трезвого, ученого рационализма. Но, прежде чем выйти из фирмы, Трудны позвонил Яношу, и тут оказалось, что штандартенфюрер уже возвратился из своего ежемесячного паломничества в столицу Третьего Рейха. Он даже успел услыхать от кого-то про труп на чердаке. Сам Трудны о нем уже почти что забыл, пригруженный упорно возвращающимся перед глазами образом левитирующего и пульсирующего чудовищного сердца.

- Ну вот, и тут оказывается, что ты продал мне гораздо больше, чем я купил, - пробормотал Трудны в телефонную трубку.

По-видимому, с Яношем в Берлине случилась какая-то весьма приятная неожиданность, потому что он был в прекрасном настроении.

- Это, приятель, называется свободным рынком.

- И ты не в состоянии этого объяснить, правда?

- Ну, Герман, дорогой мой, в этом деле я всего лишь посредник. Впрочем, точно так же, как и ты.

- В таком случае, ты мог бы, по крайней мере, найти для меня предыдущих жильцов этого дома.

- Ха, ну у тебя и желаньица. На что они тебе?

Трудны попытался подойти с другого боку:

- Сейчас я тебе кое-что скажу, Янош, - начал он, вздохнув, откидываясь на своем стуле и тупо глядя в потолок: - Войди в мое положение. Только-только въехал в этот дом. Округа безлюдная, ни единой живой души, вы же всех вывезли. И тут на тебе - на чердаке труп. Жена мне долдонит, что их наверняка там больше. Понимаешь, будто мы живем под кладбищем. Согласись, не самая приятная ситуация.

Штандартенфюрер расхохотался так, что в трубке что-то начало петь.

- Парень, да это же проще пареной репы: тебе попался дом с привидениями! - И снова смех. - Не чувствуешь дрожи в коленках? Да такой лафы ни за какие деньги не купишь!

- Ты что, снова влюбился?

Разговор закончился взаимным обменом анекдотами на тему вампиров, белых дам, гремящих железками на стенах замков, оборотней, крадущих детей и затаскивающих их в пустые дома, а также - относительно сатанинских обрядов еврейских каббалистов.

Было уже поздно отправляться к давно уже не проведываемым знакомым времен молодости; поэтому Ян Герман вернулся домой. Успел он как раз к моменту отъезда повозки, доставившей запас угля для печки. Конрад с Казиком, что трудился с Горбуном, перекидывали его в подвал через открытое окошко. Работали они споро, захватывая лопатами угловатые куски мрака с ослепительно белого в свете наддверной лампы и толстого ковра снега. Трудны помахал Золотому Деду, который съежился на козлах удалявшейся повозки, так закутавшись в различные старые шубейки и шерстяные платки, что на морозе торчал только громадный, красный носище да седые кустистые брови. Ян Герман пообещал Конраду прислать им кого-нибудь для помощи, чтобы успеть с работой до комендантского часа, ибо совершенно глупо было оставлять на ночь уголь без присмотра - этот минерал отличается, особенно зимой, совершенно необъяснимой тенденцией к незаметной дематериализации.

В доме, как только прошел краткий период насморка, в ноздри Трудного ворвался резкий запах свежей краски. Ремонт дома вступил в конечную стадию. Ян Герман разумно предполагал завершение восстановительных работ еще перед Сочельником; в январе придет очередь всяких поправок, доделок и дополнений; фасадом можно будет заняться летом, а то и еще позднее - внешние признаки благосостояния были ему ни к чему. Говоря по сути, показывать он собирался нечто совершенно противоположное.