Пока нормально

В тот же день после обеда я закончил свою Полярную Крачку. Она была прекрасна. Она неслась к воде, потому что ей так много надо было найти! Под ней бежали волны, и на них уже появлялись барашки, но вы понимали, что у нее все будет нормально. Ей столько надо было сделать! Столько увидеть! Она собиралась отправиться туда, куда захочет. И знаете – она была не одна. Если бы вы могли посмотреть на эту картину так, как смотрел на нее я, вы увидели бы вокруг целую стаю полярных крачек, летающих над волнами. И это было впечатляюще. Думаете, я вру?

А после того как я закончил, мистер Пауэлл снова открыл «Птиц Америки». Он положил мой рисунок туда, где не хватало одюбоновской Полярной Крачки.

– На свете нет ничего совершенного, – сказал он. – Но мне кажется, что в этот раз мы подошли к нему довольно близко.

* * *

В последний учебный день на уроке географии мистер Барбер собрал у нас «Географическую историю мира». Когда я отдавал ему свою, он взял ее не сразу. Она была в темно-бурых пятнах и все еще пахла кофе. Мне показалось, что мистер Барбер вот-вот заплачет.

На последнем уроке всемирной истории мистер Макэлрой попросил нас сдать последнюю карту – мы должны были изобразить на ней любое место в мире, какое только захотим. Знаете, что было на моей карте? Мэрисвилл.

На последнем уроке литературы мы дочитали отрывки из «Путешествия с Чарли», и я сдал свое Итоговое Сочинение. Знаете, про что я написал? Достаточно будет сказать, что мои герои стартовали с мыса Кеннеди и отправлялись в небо. И между прочим, я все-таки врежу Перси Биши Шелли по носу – конечно, если когда-нибудь его встречу.

На последнем уроке Алгебры Повышенной Сложности миссис Верн сказала, что мы сделали большие успехи и намного обогнали по математике почти всех восьмиклассников штата Нью-Йорк. Если мы будем продолжать в том же духе, то нам нечего бояться Государственного экзамена по алгебре в следующем году и у нас есть отличные шансы показать на нем чуть ли не самые высокие результаты во всем нашем огромном штате.

Просто блеск.

На последнем уроке естествознания мы смотрели диафильм про космическую программу «Меркурий» (шесть пилотируемых полетов в промежутке с 1961 по 1963 год) и про следующую программу, «Джемини» (десять полетов с 1965-го по 1966-й). Проектор пищал перед каждым кадром, так что все пожалели, что мы вообще вышли в космос. Но когда фильм кончился, мистер Феррис включил свет и сказал: «Все, что вы сейчас видели, меняется. С полетом “Аполлона-11” наши научные исследования сделают огромный скачок вперед, а потом эти скачки будут происходить все быстрее и быстрее. – Он поднял свою логарифмическую линейку. – Когда-нибудь такую штуку можно будет купить разве что в антикварном магазине, потому что у всех будут крошечные компьютеры, которые можно носить с собой…» – тут, я думаю, он пошутил, хотя сам даже не усмехнулся.

На последнем уроке физкультуры тренер Свитек заставил нас бегать на милю и как следует всыпал всем, кто не сумел пробежать ее меньше чем за семь минут и сорок три секунды. Он посоветовал нам тренироваться все лето, потому что в старших классах никто с нами на физкультуре шутки шутить не будет. Нет, сэр, паршивец вы этакий.

– А сами-то вы как, тренер? – крикнул Отис Боттом.

Тренер Свитек развернул коляску.

– Если вы, ребята, не научитесь тратить на эту дистанцию меньше шести минут, вам со мной не тягаться.

– Обещаете?

– Да, мистер Боттом. Обещаю.

Теперь вы знаете, что Лукас будет делать все лето.

* * *

Чтобы этот июнь стал идеальным, могло случиться еще только одно – и это случилось. Ненадолго. На последней неделе месяца, когда была теплынь и все вокруг зеленело, когда ястребы парили высоко в небе, Лил вернулась домой. В первую же субботу после ее возвращения мы вместе пошли в библиотеку, и я показал ей Полярную Крачку в «Птицах Америки» Джона Джеймса Одюбона. Она посмотрела на нее и заплакала.

Я ведь говорил вам, что искусство иногда делает с людьми.

Июнь!

Но Лил отпустили домой только на пару недель, а потом увезли в Мидлтаунскую больницу. Наверное, она всю дорогу ехала зажмурившись.

В то утро, когда стартовал «Аполлон-11», мистер Спайсер отправился ее навестить и взял меня с собой.

Помните, каким великаном казался у нас дома мистер Догерти? Помните? Там, где лежала Лил, было столько огромных аппаратов, что комната выглядела совсем крошечной. На стенах висели картинки с птицами, но им было далеко до одюбоновских. Еще там были два окна, но такие маленькие и так высоко, что вы могли увидеть в них только небо, да и то если правильно повернуть голову.

И куча трубок. Что-то туда капало. И попадало в Лил.

А Лил лежала в платке, и когда я вошел, она прижала его к голове, и трубки потянулись за ее руками, – прижала, чтобы я не видел, что у нее нет волос.

Слезы.