Пока Оно спит

– Но ты не расстраивайся. Главное, что сама ты ангел во плоти, а все остальное – это суета. Если ты и дальше будешь соблюдать целомудрие, тебе простятся все грехи, все! Катрина, можешь делать что угодно – воруй, убивай, оскверняй, разрушай! Но! Ни с кем не трахайся, Катрина! – голос закричал. – Так ведь?! Ты ведь сама так думаешь, Катрина? А? Нельзя ни с кем трахаться, да? Отвечай!

– Нет! – в истерике закричала Катрина, ударяя кулаками по рулю. – Нет!

– Ложь! – кричал голос в ответ. – Ложь! Ложь! Говори правду!

Катрина почувствовала, что она приближается к конечной черте, за которой ее сумасшествие обретет полную свободу. Она выскочила из машины и побежала к храму.

– Да, вперед! – голос вновь заверещал радостным криком. – Вперед! Будем молиться! Молиться во спасение души! Хаха!

Приближаясь к храму, Катрина чувствовала, как отступает отчаяние и из глубины души вновь пробиваются ростки злости. На бегу осмысливая действительность, она попыталась списать это на праведную злость, надеясь, что стены храма восстают против зла, которое она ощущает в себе, надеясь найти спасение в святом месте. Но в то же время, она прекрасно понимала, что вовсе это не праведная злость, а уже знакомая злость, которую диктует и которой управляет ужасный стальной голос в ее голове.

– Вперед! – продолжал вопить он. – Мы бежим молиться! Расступитесь берега, разверзнитесь небеса – мы бежим молиться! Хаха!

Одним рывком Катрина распахнула тяжелую дверь храма и вбежала внутрь.

Через двадцать минут она выскочила на улицу и одичавшим взглядом посмотрела по сторонам.

– Слушай, ну ты просто… у меня даже слов нет! Хаха! Это превзошло все мои ожидания! Ты восхищаешь меня все больше и больше, ты была просто фантастической!

Катрина тряслась всем телом, голова кружилась и ее дико тошнило. Всегда людная улица Чехова, сейчас – благодаря то утихающему, то припускающему дождю, – была практически пуста за исключением немногих прохожих. Сквозь туман в голове и истерическое состояние души, Катрина благодарила небо, хоть за эту удачу, казавшуюся сейчас сверхъестественной. Нервным и неровным шагом, то спотыкаясь, то порываясь на бег, она преодолела несколько десятков метров, перебежала дорогу в неположенном месте и выскочила на центральную аллею, разделявшую проезжие части.

«Избавиться, сейчас же избавиться, – мерцало в голове, – пока никто не видит, давай же. Господи, как я могла прийти в твой дом с оружием, как? Прости меня, Господи! И дай мне сил, прошу тебя! Небеса, дайте мне сил выстоять! Простите меня, простите!..»

– Эй, ты что это делаешь? – удивленно спрашивал голос. – Нет-нет, не стоит этого делать, пистолет нам еще пригодится. Эй, ты слышишь, Катрина? Не стоит.

Катрина подошла к зарослям кустарника, росшим по обе стороны аллеи. Она еще раз оглянулась, быстро вынула пистолет из кармана и кинула в ветви кустов. Затем вновь перебежала дорогу, не помня себя от страха и возбуждения добежала до своей машины, и с визгом шин понеслась дальше вверх по улице Чехова.

– Ну и что же ты наделала? – голос говорил теперь наставническим тоном. – Ну кто же так делает? Украсть пистолет, а затем выбросить… зачем тогда вообще было его красть? Что за логика, а? Когда ты уже перестанешь бояться? Когда научишься контролировать свои страхи и идти до конца? Ты опять начинаешь меня разочаровывать, Катрина.

Не зная зачем, Катрина свернула на улицу Луи де Бройля и поехала на север. Сейчас она не могла думать о выброшенном пистолете и о том, что Лина уже, должно быть, заявила в полицию. Сейчас она цеплялась только за одну мысль, в которой видела свое спасение: как она могла позволить собой управлять? Как могла так быстро сдаться?