Пока Оно спит

Катрине казалось, что чьи-то жестокие руки ломали все, чем она жила и дышала. Она уже пила второй бокал коньяка. Алкоголь ударил в голову, и под его воздействием Катрина представляла – словно она наблюдала со стороны, – что она где-то далеко за пределами города и страны. Что этот бар стоит обособленно на границе мира, что он не в Санлайте и вообще за пределами Сантории. Она видела людей в баре, но не понимала, что они тут делают, кто они и вообще, зачем тут находятся? Как они вообще сюда попали? Зачем нарушают ее физическое одиночество, если ничем не могут ей помочь. Зачем сидят здесь, если не слышат того, что слышит она, если не чувствуют того, что чувствует она. Какова тогда цель их пребывания здесь? Зачем собрались здесь и наблюдают за ней? Да, они ждут… они ждут, что Катрина сломается, и ждут шоу, которое за этим последует. Ждут и злорадствуют. Да, им даже на секунду не может представиться, что она сейчас переживает. Они хотят зрелища, хотят аплодировать этому дьявольскому голосу, рукоплескать и веселиться. Им будет не интересно увидеть ее победу – нет, намного приятнее им будет увидеть ее поражение, ее агонию и бессилие. Им не нужны герои – они скучны. Жертва, павшая и изуродованная жертва – вот их жажда! Смотреть на чужие муки – одно удовольствие. Такой вид самолюбования для тех, кто еще не падал. Ведь не осознавая этого, видят они свое отражение.

Официантка подошла за пустыми бокалами, и Катрина попросила повторить заказ.

– Правильно, не нужно считаться с людьми, которые не играют в твоей жизни никакой роли, – продолжало тем временем звучать из головы девушки. – Это совсем не обязательно. Тем более, когда сама с собой не считаешься. Не боишься опьянеть? Алкоголь может поспособствовать необдуманным и агрессивным поступкам, пробудить неудержимый инстинкт разрушения. Тебе ведь это так не нравится, а? Ну, дело твое.

Голос молчал в течение минуты, заставляя Катрину пребывать в ожидании. Она заметила, что когда голос брал паузу – словно обдумывал дальнейшие речи, – то речи эти становились еще более невыносимыми, и мучительно болезненными.

– Ну что ж… – голос заговорил негромко, но звучал до крайности зловеще. – Как говорится – чего ждем, то и получаем. Скажи, Катрина, ты хорошая супруга? Хорошая? Ну, конечно, хорошая, как же тут можно сомневаться? Но дело не в этом… скажи, когда ты стала хорошей супругой?

Катрина стиснула зубы и до боли в пальцах ухватилась за ручки кресла.

– Нет-нет, не нужно нервничать. Мы же правду ищем. Так когда? Сразу после свадьбы? Через месяц, через год? Когда? – голос требовательно повысил тон. – Ты стала хорошей женой после смерти мужа, вот как обстоит дело! Да, Катрина! Да? Ведь правда?! Вдруг внезапно, раз и все – и ты самая прекрасная и верная вдова на всем белом свете. Да что же это такое? А?

Катрина едва сдержала стон как раз в тот момент, когда ей принесли новую порцию выпивки.

– Что? Больно? Правда? В точку? Ты гребаная эгоистка, которая стала хорошей женой после смерти мужа, когда он уже гниет и его жрут черви. Это просто позор! Позор твоей гнилой и грешной душонке! Какая же это крайняя степень эгоизма – стать хорошей женой, когда это уже нахрен никому не нужно! Кроме тебя! Ты долбаная сука! Мерзкая тварь! Эта верность, эти разговоры со стенами, эти поцелуи фотографии – это все для твоего чувства стыда! Ага, Катрина, каково?! Стыдно? Больно? Осознание собственной мерзости разрывает сердце? Так давай поговорим с дохлым, давай поплачем глядя на его фото, давай же! Сука, давай! Давай!