Пока Оно спит

– Что я должна делать, подскажи мне как-нибудь, дай какой-то знак, я не знаю. Не знаю, что я должна делать и как должна жить дальше. Я в полной растерянности, за два года я не нашла ни намека на ответ, как я должна преодолеть эту боль. Я ведь знаю, что ты устал видеть меня в таком состоянии, что ты устал видеть мои слезы, устал видеть страдания, устал понимать, что твое отсутствие является прямым их следствием. Те, кто пережил подобное, говорят, что боль никогда и никуда не уйдет, что с ней просто нужно научиться жить, научиться прятать ее и обезболивать. И я знаю, что ты бы сказал то же самое, что ты искренне желаешь, чтобы я жила нормальной полноценной жизнью… но я не могу. Я не могу отпустить тебя, я не могу дать тебе отойти хоть на шаг, не могу представить, что ты сможешь уступить место чему-то другому. Господи, как же это эгоистично и мерзко, но я не могу. Я просто схожу с ума, просто… я просто очень хочу, чтобы ты был рядом, чтобы ты был со мной. Чтобы сейчас раздался твой голос «ты там еще не замерзла?», чтобы, когда я вышла, на тумбочке у кровати стояла чашка горячего чая, хочу заняться с тобой сексом и потом уснуть рядом с тобой. Господи, я просто до сих пор не принимаю, что этого уже никогда не случится, я действительно этого не принимаю. Может ли быть такое, милый? Может ли человек быть настолько обезумевшим? Дай мне какой-нибудь знак, я прошу тебя. Я ведь теряю себя, растворяюсь и чувствую, как жизнь проходит стороной, не воспаляя во мне никаких желаний и стремлений. Все безразлично и все не имеет значения. Я как будто четко понимаю, что все приходит и уходит, так зачем за что-то цепляться? Я читала, что этот страх рождает боль потери, что я подсознательно боюсь приобрести что-то новое из страха вновь это потерять. Но проблема в том, что, как мне кажется, я не испытываю никакого страха, я не боюсь, я просто не хочу. И знаю, что ты говоришь мне сейчас, что это неправильно, знаю, что ты сейчас киваешь головой, а из твоих глаз тоже текут слезы, когда ты слышишь эти слова. Я просто очень тебя люблю. Я люблю тебя больше этой жизни… вот и все. Кругом какая-то бесконечная суета и замкнутый круг. И счастье не купить в том мире, где даже искренняя улыбка стоит очень дорого и многим не по карману…

Проснулась Катрина не от звука будильника и не от ощущения рассвета. Она проснулась от чувства неприятного подергивания в области желудка и странного ощущения необъяснимой тревоги. Она лежала, не открывая глаз, и пыталась понять, что эту тревогу могло вызвать, вспоминала события предыдущего дня и составляла их цепочку, но никакого определенного ответа, оправдывающего чувство беспокойства, найти не могла. Попытки вновь уснуть оказались безуспешными.

Ни душ, ни чашка горячего кофе так и не сняли далекой тревоги в ее душе, более того, Катрина чувствовала, что эта тревога нарастает.

Выйдя на улицу раньше обычного, Катрина вновь ощутила такой любимый ею аромат осенней свежести и глубоко вдохнув, некоторое время держала этот воздух в легких, в надежде, что он растворится в ней и своей свежестью рассеет все страхи и беспокойства. По дороге на работу она пыталась отвлечься от назойливого чувства с помощью музыки и наушников, а открыв магазин, сразу принялась наводить порядки на витринах и под ними. Затем принялась протирать и без того блестящие картины и часы, статуэтки и посуду. Она рассчитывала, что активность сможет ее отвлечь, но не тут-то было – беспокойство не отпускало ее ни на минуту, и волнами накатывалось на ее нервы. Оно также выражалось в крайнем раздражении в обращении с покупателями, чего Катрина старалась себе не позволять. Но сегодня она не могла совладать с эмоциями и замечала, что в людях ее раздражает абсолютно все: от внешности до их вопросов, которые казались девушке бесконечно глупыми. Ближе к двум часам дня она уже подумывала, не выпить ли ей какой-нибудь успокоительной таблетки, которых она всячески избегала и сторонилась. Она чувствовала, что не может усидеть дольше двух минут, все мысли путаются и, ворвавшись в голову бессвязным вихрем, таким же вихрем ее покидают. Все валилось из рук, и она даже заметила легкую дрожь в кистях. Но больше всего Катрину пугало то, что она ничем не могла объяснить эту тревогу, и в то же время, это ощущение казалось ей невероятно знакомым и вполне логически объяснимым.